Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)

Скотт Вальтер

– Да право же, Кэтрин не выходит из своей светелки,

сосед Оливер, попросту говоря, слегла.

– Коли так, поднимусь наверх, проведаю больную… Вы

помешали моей прогулке, кум Гловер, и должны мне это

возместить… Такому, как мне, странствующему воителю

не в обычае терять и девицу и чарку… Она в постели,

верно?

У нас двоих такая стать:*

Девиц болящих навещать.

Всегда

к какой-нибудь больной

Мы ходим – я и песик мой

Мне помереть – не миновать!

Так пусть в могиле будем спать.

Под доброй бочкою пивной

В обнимку – я и песик мой

– Нельзя ли, сосед Праудфьют, хоть минутку без смеха

да шуток? – сказал Гловер. – Мне нужно поговорить с то-

бою кое о чем.

– Без шуток? – ответил гость. – Да мне нынче весь день

было не до шуток – как раскрою рот, так и просятся на язык

слова о смерти, о похоронах, и все в таком роде, а это, как я

посужу, вещи не шуточные.

– Святой Иоанн! – воскликнул Гловер. – Уж не свих-

нулся ли ты?

– Нет, нисколечко… Не мою, собственно, смерть

предвещали эти мрачные думы, у меня надежный гороскоп,

я, проживу еще с полвека. Вся беда в этом бедняге из людей

Дугласа, в том молодчике, которого я зарубил в драке в

канун Валентинова дня… Он помер минувшей ночью…

Вот что камнем лежит на моей совести и будит печальные

мысли. Ах, отец Саймон, нас, воителей, сгоряча проли-

вающих кровь, временами осаждают черные думы… Я

иной раз готов пожелать, чтобы мой нож не резал ничего,

кроме шерстяной пряжи.

– А я хотел бы, – вставил Саймон, – чтобы мой не резал

ничего, кроме замши, а то он нет-нет, да и порежет мне

палец. Но можешь успокоить свою совесть: в драке был

тяжело ранен только один человек – тот, которому Генри

Смит отхватил руку, и он уже поправляется. Это парень из

свиты сэра Джона Рэморни, и зовут его Черный Квентин.

Его услали тайком в его родную деревню, в графство Файф.

– Как, Черный Квентин?. Тот самый, значит, кого мы с

Генри – мы же всегда деремся бок о бок! – рубанули од-

новременно мечами, только мой меч упал чуть раньше?

Боюсь я, как бы ссора теперь не разгорелась пуще, и мэр

боится того же… Так он поправляется? Ну, я очень рад, и

раз уж ты не пускаешь меня посмотреть, к лицу ли Кейт ее

ночная сорочка, я поспешу к Грифону, к своим танцорам.

–

Погоди минутку. Ты друг-приятель Генри Уинда и

оказал ему немалую услугу, приняв на себя кое-какие его

подвиги, в том числе и последний. Хотел бы я, чтобы ты

снял с него и другие обвинения, которые возводит на него

молва.

– Клянусь рукоятью своего меча, все это черная клеве-

та, отец Саймон, черная, как ад! Щит и клинок! Разве люди

меча не должны стоять стеной друг за друга?

– Прошу терпения, сосед шапочник! Ты можешь ока-

зать Смиту добрую услугу, и у тебя правильный взгляд на

вещи. Я недаром решил посоветоваться именно с тобою

касательно этого дела – хоть я и не считаю тебя умнейшей

головой в Перте: скажи я такое, я солгал бы.

– Ну-ну, – самодовольно ответил шапочник, – я знаю,

чего, по-вашему, мне не хватает: вы, люди холодного рас-

чета, считаете нас, в ком кровь бурлит, дураками… Я

слышал двадцать раз, как люди называли Генри Уинда

сумасбродом.

– Бывает, что и холодный расчет неплохо ладит с су-

масбродством, – сказал Гловер. – Ты – добрая душа и, я

думаю, любишь своего приятеля. Между нами сейчас не

все гладко, – продолжал Саймон. – Тебе, верно, известно,

что шла речь о браке между моей Кэтрин и Генри Гоу?

– Поговаривают о том с Валентинова дня… Эх! Сча-

стлив будет тот, кто получит в жены пертскую красавицу!.

А все-таки часто после женитьбы удалец уже не тот, что

был! Я и сам иной раз сожалею…

– О своих сожалениях ты, парень, пока помолчи, – пе-

ребил довольно нелюбезно Гловер. – Ты, верно, знаешь,

Оливер, что кое-какие сплетницы – из тех, которые счи-

тают, кажется, своим долгом соваться во все на свете, –

обвинили Генри Уинда в том, будто бы он водит недос-

тойную дружбу с бродячими певицами и прочим таким

людом. Кэтрин приняла это к сердцу, да и я почел обидным

для моей дочери, что он не пришел посидеть с нею на

правах Валентина, а проякшался с каким-то отребьем весь

тот день, когда обычай старины давал ему отличный слу-

чай поухаживать за девушкой. Так что, когда он явился

сюда поздно вечером, я, старый дурак, сгоряча попросил

его идти назад в ту компанию, с которой он расстался, и не

пустил его в дом. С того часа я с ним не виделся, и меня

разбирает сомнение, не слишком ли я поторопился в этом

деле. Она у меня единственное дитя, и я скорей похороню

ее, чем отдам развратнику. Но до сих пор я полагал, что

знаю Генри Гоу как родного сына. Я не думаю, чтобы он