Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)

Скотт Вальтер

исшествие, вашу потерю можно будет приписать несчаст-

ному случаю – дрогнуло-де копье или вырвался из рук

самострел. Ваш покорный слуга изыщет правдоподобное

объяснение и подтвердит его истинность.

– Эта мысль сводит меня с ума! – сказал Рэморни и

вновь застонал в духовной и телесной муке. – Но другого,

лучшего средства я не вижу.

– Другого и нет, – сказал лекарь, наслаждаясь отчая-

нием своего покровителя. – А пока что люди думают,

что

вас держат дома полученные в драке синяки да вдобавок и

досада на принца, который согласился по требованию Ол-

бени дать вам отставку и удалить от своего двора, что уже

получило широкую огласку.

– Негодяй, ты терзаешь меня! – вскричал пациент.

– Так что, в общем, – продолжал Двайнинг, – вы, ваша

милость, отделались благополучно, и если не думать об

отрубленной руке (эта утрата невосполнима!), то вы не

сетовать должны, а радоваться, ибо ни один брадо-

брей-хирург ни во Франции, ни в Англии не мог бы ис-

кусней сделать операцию, чем это совершил одним пря-

мым ударом кузнец.

– Я полностью признаю свой долг перед ним, – сказал

Рэморни, еле сдерживая гнев под напускным спокойстви-

ем, – и если Бонтрон не заплатит ему таким же одним

прямым ударом, да так, чтобы не явилось надобности во

враче, тогда говори, что Джон Рэморни отступился от

своих обязательств.

– Вот это речь благородного рыцаря! – сказал аптекарь.

– И позвольте мне добавить, что все искусство хирурга

могло бы оказаться бессильным и ваши вены иссушило бы

кровотечение, если бы добрые монахи не наложили во-

время повязку, сделав прижигание и применив кровооста-

навливающие средства, и если бы не услуги вашего сми-

ренного вассала Хенбейна Двайнинга.

– Замолчи! – вскричал пациент. – Слышать не могу

твоего зловещего голоса и трижды зловещего имени*!

Когда ты напоминаешь мне о пытках, которым я подвер-

гался, мне чудится, что мои трепещущие нервы растяги-

ваются и сжимаются, как будто хотят побудить к действию

пальцы, которые еще недавно могли стиснуть кинжал!

– Этот феномен, – объяснил лекарь, – с разрешения

благородного рыцаря, людям нашей профессии хорошо

известен. Некоторые ученые древности утверждали, что

сохраняется некая симпатическая связь между перерезан-

ными нервами и теми, что принадлежат к ампутирован-

ному члену, и что не раз наблюдалось, как отсеченные

пальцы вздрагивают и напрягаются, как бы в соответствии

с импульсом, который вызывается в них симпатией к си-

лам, действующим в живом организме. Если бы нам уда-

лось завладеть рукой,

пока она была пригвождена к кресту

или хранилась у Черного Дугласа, я был бы рад понаблю-

дать это удивительное проявление таинственных симпа-

тий. Но это, боюсь, оказалось бы куда как опасно – я лучше

бы вырвал коготь голодному орлу!.

– Лучше дразни своими злыми шутками раненого льва,

чем Джона Рэморни! – закричал рыцарь в бешеном него-

довании. – Делай свое дело, собака, и помни: если моя рука

и не может больше сжимать кинжал, мне повинуется сотня

рук.

– Довольно будет и одной, в гневе занесенной над ва-

шим хирургом, – сказал Двайнинг, – и он от ужаса умрет на

месте. Но кто же тогда, – добавил он тоном не то укоризны,

не то насмешки, – кто тогда придет облегчить огненную

боль, которая сейчас терзает моего господина и распаляет в

нем злобу даже против его бедного слуги, посмевшего за-

говорить о законах врачевания, столь жалких, бесспорно, в

глазах того, кто властен наносить раны?

Затем, словно не отваживаясь больше дразнить своего

грозного пациента, лекарь спрятал усмешку и принялся за

обработку раны, приложив к ней бальзам, от которого

разлился по комнате приятный запах, а в ране жгучий жар

сменила освежающая прохлада. Для лихорадившего па-

циента перемена была так отрадна, что если раньше он

стонал от боли, то теперь у него вырвался вздох удоволь-

ствия, когда он вновь откинулся на свои подушки, чтобы

насладиться покоем после благотворной перевязки.

– Теперь, мой благородный рыцарь, вы знаете, кто ваш

друг, – начал снова Двайнинг. – А поддайся вы безрас-

судному порыву и прикажи: «Убейте мне этого ничтож-

ного знахаря!» – где между четырех морей Британии нашли

бы вы мастера, чье искусство принесло бы вам такое об-

легчение?

– Забудь мои угрозы, добрый лекарь, – сказал Рэморни,

– но впредь остерегись искушать меня. Такие, как я, не

терпят шуток по поводу своих страданий. Глумись, если

хочешь, вволю над жалкими бедняками, призреваемыми в

монастыре.

Двайнинг не посмел возражать и, вынув из кармана

склянку, накапал несколько капель в чашечку с разбав-

ленным вином.

– Это лекарство, – сказал ученый муж, – дается боль-

ному, чтобы он уснул крепким сном, который не следует