Первозимок
Шрифт:
Этого довода было куда как достаточно, чтобы оправдать и более серьезные прегрешения, а потому друзья тут же трусцой выбежали за околицу и полевой дорогой помчались в сторону деревни Староверовка.
Когда они постучали наконец в окошко Савелия, хозяин уже спал.
– Кто там?..
– не сразу отозвался он хрипловатым спросонок голосом.
– Мы это, дядь Савелий!
– бодро отозвался Петька.
– Кто это мы, и чего это вас принесло ни свет ни заря?
– Мы, Петька с Сережкой, которые Расхвата у вас торговали!
– теперь уже обстоятельно разъяснил Петька.
– Молока принесли
– Ох, ты ж, боже мой...
– запричитал дядька Савелий уже снисходительно.
– И охота вам на ночь глядя беспокоиться?.. Чудаки-юдаки...
– неопределенно заключил он. После чего заскрипела избяная дверь, потом загремел засов в сенях, и на пороге, в темном проеме двери, по-всегдашнему опираясь на дрючок, наконец появился, как призрак, дядька Савелий. Напряженно вгляделся в ребят, потом в небо над головой, где лишь редко-редко, то там, то здесь, мерцали одинокие звезды.
– Чтой-то не пойму, ночь сейчас али утро? Заспал, должно быть. Зари-то нет?
– Вечер сейчас, дядь Савелий!
– объяснил Петька.
– Только поздний уже. А мы с Серегой из Староверовки прибежали: поесть Расхвату принесли. Вот!
– И Петька протянул дяде Савелию белую бутылку, заткнутую бумажной пробкой.
– Тетка Шура сказала, что если в подполе держать - два дня не скиснет! Людям это молоко есть еще нельзя - молозиво оно называется! А Расхвату как раз будет!
– Корова, стало быть, отелилась?
– уточнил дядька
Савелий, принимая бутылку.
– Не. Откуда корова? Коза.
К ногам дядьки Савелия подкатился и приглушенно взвизгнул Расхват.
– Ага, почуял, что для него!
– разъяснил дядька Савелий.
– Счас мы тебя попотчуем. Половину отольем, а остаток - в подпол... Запас будет. Ну, спасибо вам, ребятки. Не ошибся я, значит, кому хозяйствовать кобельком! Бегите домой теперь, вас уж давно хватились, поди, ищут:
Сережка пропустил это замечание мимо ушей и на всякий случай напомнил:
– А яйца мы, дя Савелий, найдем - ты не сомневайся!
– Это мы что-нибудь придумаем!
– подтвердил Петька.
После чего они отступили в темноту и без лишних слов припустились бегом по улице - каждый в свою сторону.
Сережка побаивался домашней встречи. А энергичный Петька, - может, потому, что у него не было ни отчима, ни матери, - наоборот, был совершенно убежден, что до смерти переполошит свою бабушку, заявившись домой посреди ночи, и загодя был очень доволен этим, несмотря на неизбежную трепку в связи с переполохом...
Но, вопреки его ожиданиям, бабушка не только не дала ему взбучки, но даже не удосужилась поинтересоваться, где это он, суматошный, проболтался до такого часу. И это немножко обидело Петьку. Надо же, целый день и полночи носился человек по делам, чуть ли не через весь район за молоком бегал, а тут к нему ни малейшего интереса, так что даже завести важный разговор причины не оказалось...
Бабушка, сонно крестя рот, поставила перед внуком чугунок с несколькими картошинами, завернутый в тряпицу, чтобы не остыл, и как молча поднялась - так молча и улеглась опять на деревянную самодельную кровать. Только потом, уже накрывшись дерюгой, напомнила:
– Поешь, погаси каганец да ложись...
Петькина постель была на кутнике. И пока он за обе щеки
«Это за каким же лешим тебя туда занесло?!» - изумится бабушка, всплеснув руками.
И уж тогда Петька расскажет ей все: и про белолобого, в белых носках собачонка - давно не щенка, но и не кобеля еще, но из которого вырастет, если его учить, настоящая, умная и сильная собака, потом расскажет про яйца, которые нужно достать, потому что собак немцы извели, а такие, как Расхват, и в другое время на вес золота... Потом уж расскажет и про молоко, про то, как они в Староверовку бегали с Сережкой...
С этими согревающими Петькину душу мыслями он и уснул.
Однако утром тоже все получилось опять не так, как планировал очень довольный собой Петька.
Во-первых, когда он проснулся - было уже не утро, и лучи солнца не могли пробиваться в окошко, потому что погода на улице стояла пасмурная.
Во-вторых, не слышалось привычного поскрипывания прялки.
«Значит, бабушка ушла куда-то еду промышлять...» - решил Петька.
«Надо же кормить и себя, и внука», - вспомнил он ее всегдашний ответ людям. И, повернувшись лицом к стенке и натянув на голову то, что называлось когда-то лоскутным одеялом, однако продолжало честно служить ему, он снова будто уплыл в приятную легкость сна... Окунулся в него так прочно и глубоко, что проснулся во второй раз уже где-то к середине дня, когда пришла домой бабушка и стала греметь возле печки то кочергой, то рогачом.
И поэтому заговорить первым, как Петька планировал, чтобы удивить бабушку, тоже не удалось.
– Ты где это, Аника-воин, мотался вчера до петухов, считай?
– строго, но спокойно осведомилась бабушка, даже не глядя на него. И коротко предупредила: - Только говори правду, не ври. Я так и так все знаю.
А Петька и не собирался врать. Немножко разочаровался только, что важный разговор начался не по его почину и удивить свою бабушку Самопряху ему не удалось и не удастся теперь...
Но все равно, уж раз так вышло, Петька честно, без утайки рассказал все, как было: без прикрас и без хвастовства - какой он догадливый и шустрый... На одном только делал Петька упор: какой хороший и умный собачонок у дядьки Савелия, какая нужная, сильная собака из него выйдет, если обучить как надо...
При этом Петька спохватился и испуганно принялся шарить в изголовье, ища спрятанную перед сном под голову тетрадку. Тетрадка, к счастью, была на месте. И он завершил свой доклад простым, любому человеку понятным сообщением, что без Расхвата жить больше не сможет, и дело всего за пустяком: надо раздобыть где-то два десятка яиц, которые, оказывается, не только вкусные - хоть сырыми, хоть вкрутую, - но еще и полезные, как лекарство, - вот что интересно...