Песня ветра. Ветер перемен

ВолкСафо

========== Глава 43. Песнь над морем ==========

Путешествие на корабле оказалось вовсе не таким, как представляла его себе Лиара. Казалось бы, чего проще? Сиди себе на палубе да жди, пока здоровенная посудина, гонимая ветрами, не достигнет необходимого тебе места назначения. Однако на деле все обстояло совсем не так просто.

Первой проблемой стала Улыбашка. Она сдержала свое слово и сразу же, как только корабль поднял якорь и отчалил от пристани, ушла на корму, влезла на скатку канатов, чтобы достать до борта, перегнулась через него и принялась изрыгать из себя все съеденное ей за последнее время. Делала это Улыбашка громко и от всей души, а изможденный установкой мачты и ремонтом корабля Кай никак не мог ей помочь при помощи Источника, и потому уже очень скоро и сама Лиара начала ощущать подкатившую к горлу тошноту. В ее случае все, конечно, было не настолько плохо, как у Улыбашки, но находиться на

верхней палубе она не могла, а потому спустилась в каюту моряков, надеясь притулиться где-нибудь в уголке и уйти в грезы. Только и здесь места ей не нашлось. Застарелая вонь человеческого пота и немытых тел буквально въелась в доски, которыми изнутри были обшиты борта корабля, а к этому добавлялся и дружный храп тех матросов, что отсыпались после дневной смены работы, громкий, будто ржавая пила, вгрызающаяся в сырое дерево. Да и качка здесь ощущалась сильнее: наверху можно было хоть через борт на волны смотреть, отчего становилось легче, здесь же сквозь закопченные, заляпанные и тысячу лет немытые круглые окошки в стенах не было видно ничего.

В итоге Лиара промучилась от тошноты всю ночь, сжавшись в комочек на носу корабля, дрожа от холодного пронзительного ветра под своим шерстяным плащом. Смежить глаза и раствориться в теплой черноте с золотыми искорками без звуков и движения у нее так и не получилось, а потому к утру голова разболелась, а в горле стало горячо и сухо. Хвала Богам, Кай за это время смог отоспаться и вернуть себе хотя бы часть сил, и сразу же, как проснулся, подлечил Улыбашку, и та прекратила перевешиваться за борт и замертво уснула на тех же канатах, где до этого кормила рыб. Так что на корабле стало чуть потише, а самой Лиаре – полегче.

Второй проблемой оказалась стряпня. То, чем подчевал матросов и пассажиров корабельный кок Вакита, назвать едой язык не поворачивался даже у Лиары и даже при том, что она всю жизнь прожила в приюте, довольствуясь не самой свежей и не самой вкусной пищей, которой кормили найденышей. В итоге уже после обеда помощь Кая понадобилась ей, потому что живот начало немилосердно резать, а тошнота подкатила к горлу уже по-настоящему, не давая думать ни о чем другом.

Третьим препятствием была скорость. Словно сами небеса ополчились против них, не позволяя быстро догнать Раду. Восточные ветра, что раньше так радовали Лиару, воображающую, как они несут ее все дальше и дальше от дома навстречу приключениям и совершенно новой жизни, теперь били им прямо в нос, и матросам приходилось постоянно поворачивать паруса, ловя воздушные потоки, чтобы хоть как-то продвигаться вперед. Равенна выбивалась из сил, во всю глотку погоняя моряков и то и дело сама влезая на мачты, но пока что побороть ветра и заставить их служить себе ей никак не удавалось.

Лиаре казалось, что корабль вообще не двигается, застряв на месте и качаясь на волнах, и от этого сердце болезненно сжималось. Они должны были как можно скорее догнать Раду, а не стоять на месте, едва отплыв от Алькаранка. Радовало только одно: скорее всего, у Сагаира были те же самые трудности, а, значит, он не выигрывал у них по времени больше тех часов, что уже успел присвоить, отплыв гораздо раньше них.

Ее мысли то и дело обращались к тому, что у Алеора, оказывается, был брат, и Лиара все думала, каково это: когда твой единокровный родственник оборачивается против тебя и всего мира в лютой ненависти, примыкая к твоему врагу. А еще о том, что Алеор назвал его достаточно сильным, чтобы составлять реальную угрозу. Глаза ее все шарили и шарили по зыбчатой морской дали, на которой не было видно ни единой черной точки, похожей на корабль второго Тваугебира. И Лиара тщательно перебирала все свои воспоминания, каждое сказанное Радой слово, стараясь понять, почему же именно на нее была нацелена вся ненависть Сета, такая яростная, что он послал за ней одного из лучших своих людей. И никак не могла.

Но самой большой проблемой всего этого плавания стала молодая пиратка, благодаря которой они и отправились в путь. Казалось, проблем у нее было по горло, как и дел, которые нужно было сделать, и Равенна только и делала, что управляла кораблем, помогала матросам и работала с ними на равных, не жалея сил. Да вот только даже сидя на носу, как можно дальше от нее, завернувшись с головой в шерстяной плед и отвернувшись спиной от палубы, Лиара все равно чувствовала ее взгляд: голодный, тяжелый, горячий взгляд хищника, наметившего жертву. И этот взгляд не нравился ей.

Он походил не только на то жадное пламя, что плескалось в глазах Заины, когда она заманивала Раду в свой дом и опаивала ее своей так называемой брагой. Лиара вспомнила и другие случаи, когда на нее смотрели также. Даврам Натар из таверны «Домик у дороги», что позволял ей выступать в своем заведении, когда она еще жила в Деране. Заезжие купцы, чьи липкие взгляды

подолгу задерживались на ней. Тот человек из каравана гномьего купца, что гнался за ней по лесу и погиб в результате из-за того, что она не сдержала свою силу и вынуждена была противостоять ему. Эти взгляды оставляли на ее памяти ожоги: горячие, саднящие, не до конца зажившие ожоги, заставляющие ее саму сжиматься в комочек и пытаться спрятаться от чужих глаз, укрыться где-нибудь, где никто не будет желать ее. И теперь также смотрела Равенна.

И почему только люди смотрят друг на друга именно так? Откуда этот голод, эта жажда, это подавляющее волю и парализующее тело желание в их глазах? Ведь оно превращает их в зверей, теряющих разум и начинающих делать ужасающие вещи! Лиара поежилась, поплотнее укрывая свои плечи пледом. Слепое стремление обладать, желание сожрать, присвоить, подмять под себя и выпить целиком. Ей по глупости почему-то казалось, что женщины в этом плане безопаснее мужчин, и что в их обществе она может чувствовать себя защищенной. Вот только горячий взгляд пиратки скользил по ее спине, словно ладонь, ненужный, непрошенный, чужой, и Лиара чувствовала себя куском мяса, выставленным на прилавке, продажной девкой из дешевого борделя, но никак не желанной и нужной, как это было, когда смотрела Рада. В твоих глазах мне тихо, словно в колыбели. В твоих глазах мне надежно и тепло. Я знаю, что ты никогда не обидишь меня, что никогда не причинишь мне вреда, и вижу ту бережность, ту потрясающую мягкость твоих сильных, привычных к мечу рук, которой ты окружаешь меня и защищаешь от всего мира. И я не променяю это ни на что иное, что только есть во всем мире.

– Не желает ли миледи перейти в каюту? – послышался за ее спиной бархатистый мурлыкающий голос Равенны. Лиара вздрогнула всем телом от неожиданности и обернулась через плечо. Равенна стояла рядом, сложив на груди руки и выпрямившись, и в глазах ее бродила медовая улыбка. – В течение всего дня она пустует, и там есть хорошая кровать, гораздо лучше, чем все эти гамаки в трюме, на которой вы смогли бы хорошо отдохнуть.

Предложение было высказано самым спокойным и невинным тоном, но Лиару вновь обожгло, словно кто по лицу хлыстом хлестнул. И вроде и пиратка была хороша: красивая, опасная, молодая и горячая, как огонь, а только при одной мысли о ней все внутри Лиары болезненно сжималось.

– Благодарю вас, мне ничего не нужно, - пробормотала она, поспешно отворачиваясь и утыкаясь взглядом в свои ладони, конвульсивно стиснувшие края пледа, что укрывал ее, создавая хлипкую стену между ней и Равенной.

Лиара надеялась, что на этом их разговор и завершится, только пиратка, судя по всему, и не собиралась уходить. Послышались негромкие шаги, Равенна привалилась спиной к борту справа от Лиары, опершись об него локтями и позволяя ветру свободно рассыпать ее густые алые кудри. Белая рубашка только подчеркивала ее дочерна загорелую кожу, длинную красивую шею, сильную линию скул. Ярко-синий кушак перетягивал ее талию, а черные штаны облегали ноги, выставляя напоказ молодое поджарое тело, в котором не было ни капли жира, лишь живая сила, упругая энергия дышащей жизни. Вот только она была так же чужда Лиаре, как и ярость, застывшая в глазах Алеора, или холодное презрение, с которыми обычно смотрели друг на друга люди. Может быть, дело во мне? – на миг задумалась она, глядя на спокойную морскую гладь, медленно перекатывающиеся стальные волны с белыми шапками пены. Может быть, мне просто не хочется всего того, что хочется другим? Может быть, это все – свойства моей эльфийской крови? Только вот внутри билось и пульсировало что-то живое, что-то мягкое и нежное, словно щенок начинающее улыбаться и скулить от счастья, подпрыгивая на месте, когда на Лиару обращались теплые синие глаза Рады. Глаза, в которых золотыми облаками переливалась нежность.

– Какую странную компанию вы выбрали для путешествия, миледи, - обратилась к ней Равенна, щуря глаза, будто пригревшаяся у камина кошка. Зрачки у нее были тоже совсем кошачьи: большие и темные, гипнотизирующие. – Ильтонский ведун, гномиха-наемница, Тваугебир. И Рада Черный Ветер, которую вы все собираетесь догнать. Это ваша судьба столь любопытна, или всем бессмертным Марны плетут особую Нить?

Вопрос был задан легким тоном, но за ним крылся подвох, и Лиара чувствовала его каждой клеточкой своего тела. Что бы она ни ответила, пиратка все равно вывернет это в свою пользу. Если не для того, чтобы получить саму Лиару, то для того, чтобы извлечь всю возможную выгоду из ее слов. Лиаре вспомнились слова Алеора о том, что они не должны доверять ни единой живой душе, и то, как украли Раду. Ведь она тоже, скорее всего, не ждала этого, раз по своей воле пошла вместе с эльфом, который потом пленил ее и увез на восток. Алеор уже сказал Равенне все, что ей нужно знать о нашем путешествии. А он уж точно лучше меня знает, кому можно доверять, а кому нет.