Петербургские арабески
Шрифт:
Никакого упоминания о Николае, приемном сыне Л.Я Богачева, нам больше не пришлось встретить. Наверное, это была судьба честного труженика, гражданина, которому предстояло пережить непростое время.
Что же касается бедного подвального жильца, сторожа Луки Яковлевича Богачева, то о нем некоторые сведения имеются. Ежегодно (вплоть до 1917 года) о нем сообщает известный «толстый» справочник «Весь Петербург». Лука Яковлевич стал владельцем дома на Петербургской стороне (Матвеевская улица, д. 18, — ныне улица Ленина). Крупно ли ему повезло в каких-то новых делах или он получил большое наследство? Нам это не известно. Но доброе дело его оказалось вознагражденным вполне. А иначе и не бывает в историях,
Памятник победам
Своеобразие русского языка проявилось и в том, что в основу слова «памятник», обозначающего сооружение, посвященное какому-либо лицу или событию, было положено другое слово — «память», имеющее более широкое нематериальное значение. Благодаря этому у нас памятником может быть названо всякое творение, пробуждающее воспоминание о каком-то человеке или деле. Надо быть лишь более внимательным на улицах, чтобы, осмотревшись, увидеть не один памятный знак, оставленный для нас деятелями минувших эпох, дабы мы не предавали их забвению. Обратимся хотя бы к Казанскому собору…
Главной святыней Казанского собора всегда была почитаемая икона Казанской Божией Матери. С ней в 1612 году шло освобождать Москву от иноземцев ополчение во главе с князем Пожарским. А летом 1812 года к этой чудотворной иконе припадал М.И. Кутузов, прежде чем отправиться в действующую армию. Потом в собор, ставший для петербуржцев одним из памятников Отечественной войны, отсылались трофеи одержанных побед — отобранные у французов слитки серебра (переплавленные ризы московских икон) и знамена — «дары, приносимые воинами, Подателю Победы». А в 1837 году на полукруглой площади перед собором были поставлены бронзовые памятники победителям Наполеона — М.И. Кутузову и М.Б. Барклаю-де-Толли.
Памятные изображения, вещи и надписи наполняют собор. Но нет ли в облике собора чего-либо, что напоминало бы нам о событиях XX столетия?
За бронзовыми фигурами фельдмаршалов возвышается поднятый на пьедестале-барабане купол собора, который своими плавными очертаниями соединяет небо с землей. Купол покрыт медью, тронутой патиной, и кажется — так было всегда.
Но сметы, составленные архитектором А.Н. Воронихиным, свидетельствуют, что изначально купол собора и его кровля были покрыты «белым железом», окрашенным масляной краской. В 1892 году подрядчик Седов для покраски купола употребил бронзовый порошок. А через два года подрядчик Тихонов использовал для новой окраски алюминиевый порошок (известную нам «серебрянку»), который «держался лучше и давал больше блеску».
После революции и Гражданской войны предметом забот стал не столько блеск купола, сколько ликвидация протечек в нем. Этими проблемами занялся уже Музей истории религии, которому с 1931 года был передан собор.
1 мая 1942 года во время артобстрела один снаряд попал в крышу собора, несколько южнее купола, и разрушил ее. Второй снаряд разорвался среди колонн южного портала. От близких ударов вылетели стекла в окнах — их пришлось закрыть фанерой.
Купол Казанского собора. Вид сверху. Современное фото
Послевоенное восстановление здания давалось с трудом. Предполагалось при ремонте покрыть купол и крышу собора оцинкованным кровельным железом, поставка которого (вместе с другими материалами) задерживалась. Директор Музея истории религии В.Д. Бонч-Бруевич в 1951 году обратился со своими тревогами к председателю Совета Министров И.В. Сталину. Ему не пришлось долго убеждать генералиссимуса. Он получил даже больше, чем просил. Как писал потом Владимир
В 1951–1952 годах купол Казанского собора был покрыт медью, работы выполнили мастера художественно-реставрационной мастерской под руководством инженера Копейкина. Так купол обрел свой нынешний облик.
Обязаны мы этим Верховному Главнокомандующему в минувшей войне, принесшему своеобразный «дар Подателю Победы». Медный купол Казанского собора как некий памятный знак, связанный с его именем, словно перекликается с рядом стоящими памятниками другим полководцам, отмеченными славной русской историей.
После первой звезды…
После первой звезды…
Ночь под Рождество всегда обладала волшебными свойствами: в ее навечерие на улицах всматривались в темнеющее небо, пытаясь обнаружить на нем первую звезду. С ее появлением начинался праздник, и следовали затем полные фантастичности вечера «святых дней», посвященных воспоминаниям о Рождении и Крещении Спасителя, — святок.
Первый день Рождества — 25 декабря по старому стилю — в дореволюционном Петербурге отличался тишиной и спокойствием, на улицах было малолюдно. После всенощного бдения, праздничного богослужения и благодарения за победу над супостатом в 1812 году народ отдыхал, предавался молитвенным размышлениям. Затем следовало разговение за праздничным семейным столом. В это время зажигалась украшенная елка — до нового года оставалось немного времени, меньше недели. Под елкой находили подарки… Так чинно, по-семейному начинались святки.
А с третьего дня праздника столицу преображали традиционные патриархальные рождественские развлечения. Группы ряженой веселой молодежи дефилировали по улицам, заходили в незнакомые дома и квартиры, и никому из хозяев, осажденных незнакомыми людьми, не приходили никакие дурные мысли на их счет. Ряженые пели колядки с добрыми пожеланиями, а хозяева их угощали.
Появлялась в это время и знаменитая «лодочка». Вот как ее описывал современник: «Толпа фабричной молодежи в кумачовых рубахах с пистолетами, кинжалами и саблями изображала эту «лодочку», или «шайку разбойников», имея непременно во главе «Стеньку Разина», и смело стучалась в особнячок какого-нибудь отставного Акакия Акакиевича. Такие «шайки» изображали целую разбойничью феерию с пением, пляской и морским сражением. Разумеется, заблаговременно припрятывались серебряные ложки, но бесплатные гастролеры обычно уходили мирно, довольствуясь рюмкой водки гостеприимных хозяев».
В таинственное вечернее время святок также совершались милые, а подчас и опасные попытки заглянуть в будущее. Для этого существовали испытанные способы. «За ворота башмачок, сняв с ноги, бросали». Спрашивали имя у первого встречного и таким образом узнавали имя будущего жениха. Долго при свечах смотрели в зеркало, ожидая, что в нем появится суженый. Гадали и на подслушанных чужих уличных разговорах у церковных дверей в полночь…
Но постепенно празднование получало все больший, уже столичный размах. У сверкающих грандиозных общественных елок повсюду гремела музыка, ломились от наплыва публики театры и общественные залы. Лихие тройки уносили закутанных в шубы седоков в загородные рестораны…