Петербургские арабески
Шрифт:
Архивные документы рассказывают нам о краже драгоценностей из собора в ночь с 22 на 23 июня 1921 года. Злоумышленник спрятался днем на хорах и лежал там до ночи, завернувшись в хранившиеся здесь ковры, приобретенные в 1894 году, когда соборяне ждали у себя наследника престола и его августейшую невесту. В эту ночь нес службу сторож Василий Алексеев. Он осмотрел собор, а потом к 12 часам зашел в «Теплый храм» и заснул. Через два часа преступник спустился с хоров и через окно в стене проник к безоружному сторожу, связал ему руки, ноги и завязал глаза и рот… Сам же с награбленными драгоценностями скрылся через форточку, обращенную
Преступника вскоре обнаружили, похищенные ценности вернулись в собор. Однако ненадолго. Летом 1921 года в Поволжье случилась засуха. В деревнях, селах от голода гибли люди, не было семян для весеннего посева. За границей продовольствие и семена можно было приобрести только за наличные деньги. Патриарх Тихон благословил добровольное пожертвование церковных ценностей, не имеющих богослужебного употребления. В феврале 1922 года постановлением ВЦИК было разрешено изъятие у церкви всех предметов, содержащих в себе драгоценные металлы и камни. Не делалось исключения и для священных сосудов. Все это привело к волнениям среди верующих, столкновениям. 15 марта у Казанского собора собралась масса народа, препятствующая изъятиям…
В июне-июле этого же года в зале бывшего Дворянского собрания (ныне Филармония) Петроградский революционный трибунал судил тех, кого посчитал виновными в беспорядках. Митрополита Вениамина и протоиерея о. Николая Чукова (в числе других) приговорили к расстрелу. Постановлением ВЦИК расстрельный приговор для о. Николая был заменен тюремным заключением. Очевидно, учли, что Казанский собор, настоятелем которого он являлся, дал в пользу голодающих 125 пудов ценностей. В 1945 году протоиерей Николай Чуков стал митрополитом Ленинградским и Новгородским.
Последствием событий 1922 года было и то, что Казанским собором завладели так называемые обновленцы. Подвальные помещения собора они стали сдавать в аренду кооперативу «Пролетарий» для хранения картофеля. Тогда, наверное, и был упразднен «Пещерный храм».
Подкидыш в Казанском соборе
Прежде в дни, предшествующие Рождеству, газеты отводили целые полосы для историй, напоминающих о человеколюбии. Вспомним об одном таком случае — давней истории, запечатленной в архивных документах Казанского собора.
21 декабря 1881 года после окончания вечерней службы сторож-вахтер Л.Я. Богачев обходил собор, прежде чем окончательно закрыть тяжелые входные двери. Свечи в паникадилах были уже погашены, за окнами стемнело. Высокий обширный зал освещался только фонарем в руках сторожа и лампадками перед иконами. Чудотворная икона Казанской Божией Матери с неугасимой лампадкой перед ней в эти тихие сумеречные часы, казалось, тоже отдыхала, утомленная многими просьбами. Лука Яковлевич, как всегда, сотворил перед иконой крестное знамение, поклонился и собрался идти дальше, как вдруг услышал за спиной детский плач.
За колоннами на каменном полу лежал завернутый в одеяльце младенец. До сих пор он спал, а теперь громко заявлял о своем существовании, нарушая торжественную ночную тишину храма. Рядом с ним оказалась бутылочка с молоком, под которую была подложена записка. Лука Яковлевич прежде всего успокоил неожиданного подкидыша — мальчика в возрасте около полутора лет — предусмотрительно
«Обратите внимание на бедных сирот и возьмите на Божию волю. Звать Николай. Сын православного и записан в метрическую книгу».
Сторож Богачев впервые за время своей службы встретился с таким неожиданным обстоятельством. Рядом с собором, за красивой металлической оградой находился Воспитательный дом, благополучно принимавший подкидышей. Несчастная мать должна была передать дитя туда, не обременяя храм своими житейскими обстоятельствами. Но во всем этом мог разобраться только настоятель собора. А пока Лука Яковлевич завернул разметавшегося младенца в его чистенькие (как заметил вахтер) пеленки, одеяльце и отнес в свою каморку, находящуюся в одном из подвальных помещений собора.
Казанский собор. Внутренний вид. 1830-е гг.
Решать судьбу подкидыша пришлось протоиерею о. Александру Булгакову. Конечно, он тоже в первую очередь подумал о Воспитательном доме: в архивном деле сохранились листы с изложением условий приема младенцев в это заведение.
Петербургский Воспитательный дом был основан Екатериной II в 1770 году. Это учреждение должно было предоставить хорошее воспитание «невинно существующим» и отвратить «бесчисленное множество убийств, совершаемых злосчастными матерями». В то время всякий мог принести в дом младенца в любое время, не объясняя ничего, а только заявив, крещен он или нет. Ребенка сдавали на руки кормилице или няньке. В ночи, предшествующие Рождеству, бывало, и сама императрица принимала отверженных младенцев. Снимала с них грязную, плохо пахнущую одежду, мыла, заворачивала в чистые казенные пеленки и отдавала кормилице. За каждого принесенного ребенка выплачивали по 2 рубля.
Но за истекшие сто с лишним лет правила приема младенцев в Воспитательный дом на Мойке изменились. Беспрепятственно принимались только дети, приносимые в первые десять дней по рождении (без выплаты вознаграждения), а дети иных возрастов должны были иметь метрические выписки. При младенце, найденном в соборе, таковых выписок не оказалось… Отцу настоятелю пришлось заняться сбором необходимых в таком случае документов.
Время шло, а младенец продолжал пребывать у вахтера Богачева и его супруги. Спокойный ночью и резвый днем, мальчик лег им на сердце, и Лука Яковлевич стал просить отца Александра благословения, чтобы взять подкидыша на воспитание. Зная Богачева как человека положительного, о. настоятель согласился на такое решение этого дела.
В записке, бывшей при подкидыше, ничего не было сказано о его крещении. Смущенный этим обстоятельством, Богачев просил разрешить и это его сомнение. Между тем, по церковному установлению, крещение как духовное рождение не могло повториться. Пришлось этот вопрос передать на благоусмотрение Духовной Консистории. В феврале 1882 года младенца Николая крестили по обряду, несколько отличному от обычного.
На этом можно было бы и закончить нашу «человеколюбивую историю». Но что дальше стало с ее героями?