Петербургское действо
Шрифт:
— Оплевалъ, просто оплевалъ! повторялъ Акимъ Акимычъ по сту разъ на день, ходя изъ угла въ уголъ своей комнаты и пожирая носомъ щепоть за щепотью.
Собравшись усиленно приняться за уроки фехтованія, Квасовъ сталъ предлагать своему племяннику тоже учиться. Если кто увидитъ, соображалъ Квасовъ, что къ нимъ таскается помощникъ Котцау, Шмитъ, который мастеръ самъ, то пускай подумаетъ, что Шепелевъ учится, а не онъ.
Юноша, всегда грустный, наотрзъ отказался учиться: не до того ему было.
Но вдругъ произошла рзкая перемна, словно чудо какое. Шепелевъ выздоровлъ. Въ сумерки прискакалъ
— Что такое? Что случилось? вымолвилъ онъ.
— Ничего, дядюшка! даже удивился Шепелевъ.
— Чему радуешься?
— Ничему, дядюшка…
Какъ Квасовъ ни просилъ, племянникъ однако ничего не сказалъ ему.
— Ну, не говори, слегка обидлся Акимъ Акимычъ, — Богъ съ тобой. Радъ, что хоть рыло-то у тебя повеселло. A что рыло твое въ пуху и не хочешь ты мн сказать, что это за пухъ и кого ты скушалъ, это твое дло! Если это отъ бабы какой, — теперь только будто догадался Квасовъ, — то пущай. Только одно скажу, не слдъ было такъ долго нудиться изъ-за пустяковины, а теперь не слдъ тоже и бситься.
— Ахъ, дядюшка, я готовъ бы на луну прыгнуть! воскликнулъ Шепелевъ.
— Это пустое дло, можно, въ твои годы даже очень легко, съострилъ Квасовъ.- A вотъ назадъ-то попасть, на землю, бываетъ очень мудрено… всегда расшибешься до полусмерти.
— Да я, можетъ, тамъ ужь и останусь.
— Давай Богъ! разсмялся Акимъ Акимычъ.
Юноша расцловалъ Квасова на об щеки, весело попросилъ прощенія, общая современемъ все разсказать, и затмъ выскочилъ и побжалъ къ Державину.
Квасовъ, хотя и бранился, и дурно отзывался о Державин, однако все-таки устроилъ такъ, что молодого рядового уже не гнали на работы, но за то часто ставили на часы и на-всти.
Шепелевъ откровенно разсказалъ другу все съ нимъ случившееся. Державинъ выслушалъ его, покачалъ головой и выговорилъ:
— Что кому. У всякаго своя забота!
— Ну, а твои дла? весело выговорилъ Шепелевъ.
— Что мои дла! былъ у Фленсбурга, далъ онъ мн нсколько нмецкихъ бумагъ перевести на россійскій языкъ и общалъ заплатить щедро. Да что мн деньги, не то мн нужно.
— Ну, а пасторъ?
— Былъ и у Гельтергофа. Дло, кажется, ладится. Общалъ мн, что какъ государь передетъ въ Ораніенбаумъ, то захочетъ увеличить голштинское войско и будетъ принимать всхъ желающихъ, кто только знаетъ по-нмецки. Но когда еще это будетъ… Черезъ мсяцъ или два.
Щепелевъ, прежде особенно лниво учившійся по-нмецки у своего пріятеля, за послднее время сталъ учиться гораздо прилежне и сдлалъ огромные успхи. Разумется, это случилось потому, что «она» говорила преимущественно на этомъ язык, это былъ почти ея родной языкъ и сдлался теперь милымъ языкомъ Шепелева. Теперь онъ уже самъ пришелъ бы въ неподдльный ужасъ, если бы кто-нибудь на этомъ дивномъ и миломъ язык сказалъ:
И когда теперь Державинъ предложилъ пріятелю заняться урокомъ, то юноша согласился и съ восторгомъ принялся за нмецкую книгу. Его душевное настроеніе, ликующее, восторженное, сообщилось понемногу и пріятелю. И на этотъ разъ до поздней ночи раздавался въ коморк рядового преображенца гулъ двухъ голосовъ, бормотавшихъ на ненавистномъ всмъ язык. Даже сосдъ Державина, солдатъ Волвокъ, пришелъ, хотлъ было прилечь на кровати, но не выдержалъ. Этотъ проклятый хриплюнъ такъ гудлъ у него въ ушахъ, что Волковъ злобно плюнулъ, слзъ съ своей кровати и ушелъ спать внизъ.
— Черти! бормоталъ онъ, укладываясь внизу. — Понравился теперь! Вс учатся. A вотъ, погоди, можетъ васъ, охотниковъ до нмечины, скоро всхъ передавятъ. Алексй Григорьевичъ вчера еще сказывалъ, примчать кто изъ офицеровъ — нмцевъ угодникъ и запомнить, чтобы изъ рукъ не ушелъ, когда время приспетъ.
На другое утро урокъ снова былъ возобновленъ. Шепелевъ уже учился съ остервненіемъ, ожидая теперь всякій день возможности говорить съ «ней» на ея язык.
Въ это утро случилось нчто особенное. Въ отсутствіе Шепелева, къ Квасову явился нежданный гость. Если бы зналъ Акимъ Акимычъ, что племянникъ у Державина, то, конечно, тотчасъ же послалъ бы за нимъ. Въ квартиру лейбъ-компанца явился офицеръ и поразилъ его, какъ своимъ прибытіемъ, такъ и своимъ ненавистнымъ мундиромъ. Явился князь Тюфякинъ въ своемъ голштинскомъ мундир. Сначала Акимъ Акимычъ даже смутился отъ неожиданности визита.
Князь Глбъ пріхалъ познакомиться съ господиномъ Квасовымъ и спросить его отъ имени Пелагеи Михайловны Гариной о здоровь Шепелева и о причин его долгаго отсутствія. Квасовъ объяснилъ все хворостью племянника, который однако теперь поправился и, вроятно, на дняхъ будетъ у Тюфяквнихъ.
Бесда Глба съ Квасовымъ не клеилась, а, между тмъ, князь не узжалъ, все переминался на мст; наконецъ, будто ршившись, онъ заявилъ Квасову, что у него есть до него дло очень важное.
— Что прикажете? Готовъ служить.
Князь сразу заговорилъ о предполагавшейся свадьб давно нареченныхъ, юноши Шепелева и княжны Настасьи Тюфякиной. Спросивъ мнніе Кваеова на этотъ счетъ, онъ узналъ, что лейбъ-компанецъ именно теперь очень радъ бы былъ поскоре женить племянника, чтобы онъ не запропалъ среди гвардейскихъ кутилъ и буяновъ.
Слово за слово, и ловкій Тюфякинъ добился того, что черезъ полчаса они бесдовали откровенно, непринужденно и какъ старые пріятели. Тюфякинъ предложилъ Квасову дйствовать вмст, чтобы какъ можно скоре женить юношу на княжн. Онъ заявилъ, что этого вс желаютъ, въ особенности тетка-опекунша и сама невста.
— Прежде всего, сказалъ князь, — вамъ слдуетъ познакомиться съ вашей будущей родней. Давно бы слдовало то.
Эти слова нсколько польстили лейбъ-компанцу, который зналъ, что онъ дядя Шепелеву только на половину. Однако Акимъ Акимычъ, нигд не бывавшій, пришелъ въ ужасъ отъ предложенія князя, но Тюфяканъ съумлъ быстро убдитъ лейбъ-компанца, что тетка-опекунша и княжны — самыя добрыя и простыя женщины, какія только есть на свт.
Ршено было, что Квасовъ на другой же день явится въ домъ княженъ.