Петербургское действо
Шрифт:
— Кому же? изумился Шепелевъ.
— Извстно, судьямъ, ихъ судившимъ.
— Что вы! какъ это можно! воскликнулъ Шепелевъ.
— Это, мой милый, практикуется въ Россіи уже со временъ императора Петра II, съ легкой руки Меньшикова, который первый получилъ богатыя помстья, отписанныя у ссыльныхъ.
— Да, но Гудовичъ и Нарышкинъ не такіе люди, замтилъ Шепелевъ.
— Не знаю. Такъ думаетъ Гольцъ. Въ всякомъ случа, я вамъ общаю сдлать все. Завтра государь будетъ утромъ въ гостяхъ у барона, и я поду, чтобы встртить его… какъ будто нечаянно…
Маргарита
— У Гольца! выговорилъ онъ, наконецъ. — И мы у Гольца въ первый разъ сошлись…
— Что ты хочешь сказать? Ты съ ума сошелъ!..
— Нтъ… Все можетъ быть съ такой, какъ ты… красавицей.
Маргарита разсмялась, но какъ-то неестественно.
— Этого не доставало, чтобы ты меня ревновалъ ко всмъ и, наконецъ, даже къ государю!
— Нтъ, не во всмъ и не «наконецъ» къ государю. A прежде всего къ нему! воскликнулъ Шепелевъ. — Ты честолюбива. Ужь это не въ первый разъ приходитъ мн на умъ. Вс говорятъ, что не даромъ ты стала придворной дамой посл маскарада.
— Если вамъ угодно, господинъ офицеръ, полушутя произнесла Маргарита, — то я завтра не поду къ посланнику, но тогда ваша бывшая невста и все семейство подутъ въ ссылку. Это единственное средство спасти ихъ. Я разскажу сама подробно все государю, даже намекну ему о причин, по которой хотятъ запутать Тюфякиныхъ. Я не боюсь сказать это, а онъ прямодушенъ и добръ! Если онъ будетъ знать истину и повритъ, — а я знаю, что онъ мн повритъ, — то Тюфякины будутъ освобождены сейчасъ-же. Завтра-же вечеромъ он будутъ дома и счастливы. Но если вы, господинъ ревнивый младенецъ, изъ глупаго подозрнія, хотите пожертвовать цлой семьей, то какъ вамъ угодно. Я буду повиноваться. Для меня Тюфякины никто, я ихъ даже не видала.
— Позжайте! глухо выговорилъ Шепелевъ. — Я не мужъ, но… прибавилъ онъ и запнулся. — Я теперь же скажу то, что уже нсколько дней мн спать не даетъ, преслдуетъ меня и денъ, и ночь. Пойми, что если когда-нибудь я узнаю и замчу… Пойми, Маргарита! Услышу что-нибудь… если будетъ поводъ… Однимъ словомъ, если ты меня обманешь, то помни, Маргарита, это будетъ пахнуть смертью. И самъ я себя убью, но прежде тебя.
Маргарита начала хохотать, вскинула ему руки на плечи и стала цловать его. Но юноша поблднлъ, взглянулъ на нее сверкающими глазами и выговорилъ:
— Да ты не вришь? Божусь теб всми святыми, что я не шучу, не стращаю, зря… Это я давно ршилъ!
— Врю, врю! Но этого никогда не будетъ! воскликнула Маргарита, но съ тмъ же страннымъ оттнкомъ въ голос, который появлялся всегда независимо отъ нея, когда она притворялась или лгала.
Шепелевъ ушелъ домой блдный и задумчивый. На другой день графиня около полудня начала одваться съ помощью Лотхенъ и провела часа полтора за туалетомъ.
— Да старайтесь, старайтесь! шутила Лотхенъ:- стоитъ повертться передъ зеркаломъ. И какъ это быстро идетъ, будто круговоротъ какой! Давно ли мы съ вами сидли безъ гроша денегъ и были счастливы,
— Что-жъ, можетъ-быть! отозвалась Маргарита. — Одно скверно, Лотхенъ, что я заразъ за нсколькими зайцами гонюсь и, пожалуй, всхъ упущу.
«Самый-то дрянной пойманъ!» подумала Лотхенъ про себя и сказала:
— Да, ужь ддушку, кажется, упустили. Въ послдній разъ, что вы не приняли его, на немъ лица не было отъ злости. Почему онъ озлился, я даже не поняла.
Около двухъ часовъ Маргарита выхала въ гости въ прусскому посланнику.
Въ этотъ день у него былъ завтракъ. Государь общался быть, и Гольцъ предупредилъ его, что, за неимніемъ жены, онъ просилъ одну изъ самыхъ красивыхъ женщинъ столицы быть у него хозяйкой на этотъ день.
Государь не догадался, что это будетъ Маргарита, которая начинала сильно ему нравиться, или забылъ все, о чемъ Гольцъ намекалъ ему. Онъ пріхалъ къ барону съ дядей и съ цлой свитой.
Посл оживленнаго завтрака, продолжавшагося очень долго, Маргарита храбро взялась за дло. Она завела съ государемъ споръ о стату, бывшей въ дальней гостиной, и тотчасъ же предложила идти въ эту гостиную. Но тамъ они и остались, и она разсказала ему все, даже подозрніе Гольца, и просила пощады невинному семейству.
Черезъ полчаса посл этого государь вернулся въ столовую, гд весело бесдовали гости, и, слегка румяный, крикнулъ Гудовичу:
— Это что у тебя завелось въ канцеляріи? Грабежъ! Клеветы! Шемякинъ судъ! Кто это у тебя вздумалъ невинныхъ хватать и судить?
Гудовичъ, слегка измнившись въ лиц, вымолвилъ;
— Я не понимаю, ваше величество.
— Вы, господинъ Шемякинъ, арестовали семью, какъ тамъ… Подушкиныхъ…
— Тюфякиныхъ, подсказалъ Гудовичъ.
— Ну, да! Затмъ, чтобы сослать ихъ, а вотчины описать и у меня въ награду, себ выпросить! Такъ я васъ!.. Васъ всхъ сошлю! Васъ!!
— Ваше величество! вспыхнулъ Гудовичъ. — Этого упрека я, кажется, не заслужилъ.
— Ну, такъ пошелъ, скачи сейчасъ, и чтобы черезъ полчаса он были на свобод! крикнулъ Петръ едоровичъ визгливо.
— Довольны-ли вы, графиня? обернулся онъ затмъ къ Маргарит.
Графиня низко поклонилась и невольно взглянула въ лицо проходившаго мимо Гудовича. Государь быстро отошелъ отъ нея къ Жоржу, а Гудовичъ вдругъ пріостановился около красавицы и выговорилъ злобнымъ шепотомъ:
— Клеветать на себя, чернить мое честное имя, я никому не позволю, а въ особенности всякой иноземк! Всякой прохвостк!..
— Господинъ Гудовичъ! воскликнула, вспыхнувшая отъ стыда, Маргарита. — Благовоспитанный человкъ не оскорбляетъ… но отъ волненія она не могла договорить.
— Я знаю, куда вы мтите! вн себя, злобно продолжалъ Гудовичъ:- но я вамъ говорю, не попадете! A попадете вы ко мн въ канцелярію! И я общаюсь вамъ, что я васъ, иноземную путешественницу, здорово отодравъ розгами, отправлю опять путешествовать, только не въ Европу, а въ Пелымь… Каналья эдакая!.. прошиплъ Гудовичъ, блдня отъ гнва.