Петербургское действо

Салиас-де-Турнемир Евгений Андреевич

Тонкая Маргарита однажды именно это и поняла! A глупая Воронцова вдругъ однажды догадалась, что эта изящная красавица и умница ей подражаетъ. Она тоже теперь: «простота и что ей ни прикажутъ, все длаетъ!»

И въ этотъ день Воронцова цлыхъ два часа совщалась съ Гудовичемъ и въ первый разъ стала бояться за свое вліяніе, въ первый разъ заплакала. Впрочемъ, и плакать она не могла: она разревлась, какъ деревенская баба, причитая на вс лады. Гудовичъ на этотъ разъ ушелъ отъ нея тоже смущенный.

XXVII

Наконецъ, однажды вечеромъ, государь позвалъ въ себ Жоржа и, немножко смущаясь, попросилъ его совта: возможно-ли, не

возбудитъ-ли черезъ чуръ много шума, если онъ ршится сдлать графиню Скабронскую кавалерственной дамой ордена св. Екатерины. Жоржъ смутился, но отвчалъ, что если есть на свт изящная женщина, на которую бы слдовало надть всевозможныя регаліи всхъ странъ, то, конечно, это графиня Скабронская, Но, однако, Жоржъ уговорилъ Государя обождать, такъ какъ и безъ того много клеветъ, много лжи изъ-за пребыванія графини въ Ораніенбаум.

— Вся столица уврена, что вы влюблены въ графиню! замтилъ Жоржъ.

— Что жъ! это правда! отозвался государь добродушно.

Жоржъ нсколько опять сконфузился и прибавилъ:

— Она красавица… Но въ Петербург говорятъ злые языки, что вы хотите постричь государыню и… и жениться на графин Скабронской, сдлать ее императрицей.

— И это правда… Можетъ быть.

Жоржъ опшилъ и замолчалъ.

— Скажите, дядюшка, что ддъ мой, Великій Петръ, былъ дуракъ по вашему? Нтъ! Хорошо! A онъ разв не развелся съ своей женой, разв не женился второй разъ… A на комъ? Кто была Марта? — солдатская жена. A потомъ кто была она? Императрица Екатерина всероссійская. A чмъ Маргарита хуже Марты? Сравненія нтъ!… Марта была необразованная женщина, но любившая моего дда. A Маргарита блестящая женщина! И умна, и красавица, и обожаетъ меня. Что скажете?

Принцъ Жоржъ ничего не сказалъ, а только повторялъ про себя:

— Ungeheuer! Ungeheuer!..

Дйствительно, вліяніе графини надъ государемъ уже зашло далеко… И многое казалось уже возможнымъ…

Вліяніе это вс увидли на первыхъ же порахъ, и поводомъ послужилъ поединокъ Шепелева.

Принцъ Жоржъ прискакалъ въ Ораніенбаумъ, передалъ государю всть о поединк, о смерти своего любимца, — человка, который еще на дняхъ врой и правдой служилъ лично государю. Жоржъ передалъ подробности поединка со словъ Будберга и въ добавокъ еще присочинилъ. Шепелевъ и Квасовъ вышли какими-то голыми разбойниками, которые заманили двухъ нмцевъ въ пустырь за городъ и чуть не умертвили обоихъ.

Государь былъ пораженъ смертью Фленсбурга, котораго видлъ за два дня передъ тмъ, но онъ вспомнилъ и т успхи, которые сдлалъ въ фехтованіи старый лейбъ-компанецъ, и понялъ теперь, что такой противникъ, конечно, долженъ былъ оказаться опаснымъ для всякаго. Государь будто чуялъ, что въ разсказ принца не все ясно, тмъ не мене онъ отдалъ приказъ немедленно судить Квасова и Шепелева военнымъ судомъ и тотчасъ же разжаловать обоихъ въ простые рядовые.

Одна изъ первыхъ узнала объ этомъ, пріхавшая изъ города, Маргарита. Государь тотчасъ же передалъ ей o своемъ намреніи примрно наказать виновныхъ и отплатить за смерть ея друга Фленсбурга. Петръ едоровичъ думалъ вдобавокъ, что онъ этимъ сдлаетъ большое удовольствіе графин. Онъ не зналъ того, что знала вся столица, онъ не зналъ, кто юноша для этой прихотливой кокетки.

Маргарита, одна знавшая какъ было все дло, какъ она съ шлезвигцемъ послали на врную смерть бднаго юношу, пришла въ ужасъ.

Жоржъ поскакалъ въ Петербургъ исполнить приказъ государя, а Маргарита осталась съ нимъ. По ея просьб черезъ часъ поскакалъ гонецъ въ Петербургъ съ приказаніемъ доставить въ Ораніенбаумъ тотчасъ же и Квасова и Будберга.

На

другой же день Будбергъ и наканун подъ конвоемъ привезенный Квасовъ явились къ государю, и Петръ едоровичъ самъ разспросилъ подробно и того, и другого, по очереди, обо всхъ подробностяхъ поединка. Будбергъ путался боле чмъ когда либо, вралъ, самъ себя опровергалъ, не желая сознаться въ своей жалкой роли товарища и секунданта.

Квасовъ посл него разсказалъ государю все въ мельчайшихъ подробностяхъ, и каждое слово лейбъ-компанца дышало негодованіемъ и искренностью. Боле всего поразило государя, что Фленсбургъ бросился уже на упавшаго и безоружнаго Шепелева, намреваясь просто зарзать, такъ какъ первая рана, полученная при законныхъ условіяхъ, была совершенно легкая.

— Такъ онъ его зарзать хотлъ, какъ ржутъ изъ-за угла! воскликнулъ государь. — Когда дрались законно, не съумлъ убить, а тутъ лежачаго дорзать захотлось! Не зналъ я, что онъ такой негодяй! A еще нмецъ! Это бы теб подъ стать…

— За что же, ваше величество, вспыхнулъ Квасовъ:- чмъ же мы, россіяне, заслужили такого объ насъ разсужденія! У насъ и пословица есть на нашемъ россійскомъ нарчіи: лежачаго не бьютъ!

— A разв есть такая пословица? удивился государь.

И Квасовъ не съ разу убдилъ государя, что такая пословица давнымъ давно существуетъ.

Государь, конечно, понялъ все дло, какъ слдуетъ, разсудилъ его совершенно справедливо. Онъ взялъ во вниманіе, что Фленсбургъ первый нанесъ оскорбленіе безо всякаго повода и вызвалъ на поединокъ юношу, едва умвшаго держать шпагу въ рук, съ тмъ, чтобы наврняка убить его. И это непремнно случилось бы, если бы не Квасовъ, недавно, будто по вол Божіей, выучившійся мастерски владть оружіемъ.

Квасовъ былъ тотчасъ же освобожденъ самимъ государемъ. A посл этого, при встрч съ Маргаритой, Петръ едоровичъ поблагодарилъ ее при всхъ за совтъ вызвать участниковъ поединка и допросить ихъ лично. И при человкахъ двадцати придворныхъ государь произнесъ нсколько горячо:

— Я не привыкъ къ умнымъ совтамъ! Мн все глупости совтуютъ. Спроси я по поводу этого поединка хоть бы вотъ «Романовну», или Гудовича, или хоть дядю. Непремнно бы заставили сдлать чертъ знаетъ что?! Какъ они только сунутся разсуждать, такъ у нихъ сейчасъ Шемякинъ судъ. Благодарю васъ, графиня! Я отнын буду пользоваться только вашими совтами, когда будетъ къ тому случай. A за ныншнее позвольте мн при всхъ разцловать ваши ручки.

XXVIII

Наступили, наконецъ, и послдніе дни іюня мсяца.

Весь этотъ мсяцъ государь прожилъ въ Ораніенбаум почти безвыздно. Государыня сначала оставалась въ Петербург одна въ большомъ новомъ дворц и здсь на свобод принимала всхъ петербургскихъ сановниковъ, все чаще являвшихся къ ней, все дольше засиживавшихся у нея по вечерамъ. Но затмъ вскор ей приказано было перехать въ Петергофъ.

Еще съ первыхъ чиселъ іюня, когда по городу распространилась громовая всть о новой предпринимаемой войн съ Даніей за Шлезвигъ, никому ни на что не нужный, вся столица заволновалась: и дворъ, и дворянство, и простой народъ. Мало того, что правительство примирилось съ исконнымъ врагомъ, съ Фридрихомъ, и стало помогать ему въ его войн съ прежними своими союзниками! Мало того, что отданы Фридриху, даромъ, годами завоеванныя земли! Теперь начиналась война съ государствомъ, съ которымъ отношенія были отличныя, изъ-за маленькаго клочка земли, котораго, конечно, Данія не можетъ отдать безъ упорной и кровавой борьбы. Недавно подарили Фридриху чуть не цлое королевство, а теперь хотятъ завоевать маленькое герцогство!