Петербургское действо

Салиас-де-Турнемир Евгений Андреевич

Между тмъ, вся его недавняя жизнь въ Версал, безпорядочная и распущенная, благодаря распущенности нравовъ двора короля Донъ-Жуана, теперь начинала сказываться. Кириллъ Петровичъ, будучи только двадцати-четырехъ лтъ, сталъ сильно прихварывать и на видъ ему казалось уже за тридцать лтъ. Особенно дурно вдругъ почувствовалъ онъ себя въ Вн и, посовтовавшись съ докторами, воспользовался лтними мсяцами, чтобы полечиться водами въ красивомъ, и уже знаменитомъ мстечк Карлсбадъ.

Здсь-то неожиданно долженствовала ршиться его участь, здсь простой случай долженъ былъ имть вліяніе на всю его жизнь. Въ числ немногочисленныхъ постителей водъ, онъ встртилъ еще очень молоденькую женщину, которая даже его, избалованнаго

красавицами Версаля, поразила своей замчательною красотой, благородствомъ и граціей въ малйшемъ движеніи. Ко всмъ прелестямъ незнакомки присоединялась еще одна, имвшая высокую цну въ глазахъ графа Кирилла, какъ всякаго празднаго волокиты. Красавица, которая не могла имть боле девятнадцати лтъ, была вдова.

Графъ тотчасъ же познакомился съ своей очаровательницей. Она оказалась нмка, уроженка Баваріи, по мужу баронесса Луиза фонъ-Пфальцъ. Она, по словамъ ея, будучи круглой сиротой, выдана была насильно замужъ за богатаго старика барона и тотчасъ овдовла.

Кириллъ Петровичъ, привыкшій къ легкимъ побдамъ при версальскомъ двор, тотчасъ-же мысленно ршилъ покорить себ сердце красавицы баронессы. Однако, черезъ мсяцъ, вдова кокетка, очень умная и тонкая, но и съ замчательнымъ характеромъ, не только не была побждена версальскимъ ловеласомъ, но напротивъ того относилась къ нему хотя мило, но холодно и сдержанно. Онъ же наоборотъ — безъ ума влюбился въ нее. Первая въ жизни неудача въ ухаживаніи превратила простую влюбленность въ серьезное чувство.

Видались они всякій день, вмст гуляли, вмст объздили вс окрестности Карлсбада и, наконецъ, однажды посл страстнаго искренняго объясненія въ любви со стороны графа и его оскорбительнаго предложенія сердца безъ руки, баронесса попросила его прекратить свои посщенія.

На другое утро графъ получилъ письмо на плохомъ французскомъ язык. Это былъ единственный языкъ, на которомъ они могли объясняться. Баронесса говорила въ письм, что она отлично понимаетъ его положеніе, что онъ, знатный русскій вельможа, не можетъ жениться на бдной вдов, хотя и стариннаго рода. Но такъ какъ она сама глубоко привязалась къ нему и теперь считаетъ всю свою жизнь разбитой, то надо скоре положить всему конецъ и разъхаться, чтобы никогда не видаться. Она прибавляла, что, конечно, никогда теперь не выйдетъ снова замужъ ни за кого, а, всего врне, поступитъ въ монастырь, гд одна ея тетка по матери уже давно абатиссой.

Конечно, Кириллъ Петровичъ все принялъ за чистую монету и, влюбленный до безумія, черезъ нсколько дней сталъ женихомъ баронессы. Графъ хотлъ внчаться тотчасъ-же, но красавица объявила, что это невозможно, что нужно будетъ послать повреннаго въ Баварію, дабы выправить разные необходимые документы. И дйствительно она нашла ходатая по дламъ и, по совщаніи съ нимъ, отправила его въ Аугсбургъ.

Въ ожиданіи возвращенія повреннаго прошло два мсяца, а женихъ и невста продолжали, уже въ ненастную осень. жить въ томъ же совершенно опуствшемъ Карлсбад. Баронесса ни за что не хотла хать въ Вну, гд было у нея, какъ говорила она, много родственниковъ покойнаго мужа, которымъ ея вторичный бракъ могъ не понравиться.

За это время Кириллъ Петровичъ окончательно сдлался полнымъ рабомъ своей невсты. Она была вдесятеро умне его, кром того, слишкомъ хороша и кокетлива, чтобы не завладть имъ совершенно. Вдобавокъ, при скучной и однообразной обстановк маленькаго городка они видались всякій день и были наедин въ полномъ смысл отъ зари до зари, а, между тмъ, баронесса вела себя съ своимъ женихомъ, какъ пуританка и тмъ боле разгоралась страсть Кирилла Петровича. За все это время, она только утромъ и вечеромъ, здороваясь съ нимъ и прощаясь, снимала непокидаемыя никогда душистыя перчатки и затмъ позволяла будущему мужу поцловать свои красивыя ручки съ тонкими пальцами, будто выточенными

изъ слоновой кости.

Ходатай не писалъ и не ворочался. Однажды показалось графу, что онъ въ сумерки встртилъ на противоположномъ конц Карлсбада фигуру, очень похожую на этого ходатая, который предполагался теперь въ Аугсбург. Но баронесса только разсмялась надъ этимъ, называя его шутя иллюминатомъ и духовидцемъ.

Наконецъ, однажды въ одинъ очень тихій, теплый осенній день, когда царствовали полный миръ, тишь и гладь, и въ маленькомъ городишк, и въ синихъ небесахъ, ясныхъ и глубокихъ, а равно и въ сердц влюбленнаго жениха, по сосдству, на одномъ двор съ ними разыгралась трагедія. Была зарзана неизвстными людьми старушка, хозяйка дома. Тотчасъ же явилась полиція. Убійцы не оказалось на лицо, но за то громовой ударъ разразился надъ Кирилломъ Петровичемъ.

Полиція, производя слдствіе, опрашивала всхъ жильцовъ, и извиняясь передъ именитыми аристократами, попросила и ихъ къ дач показаній, попросила и у нихъ ихъ паспорты. Кириллъ Петровичъ тотчасъ же предложилъ вс документы, какіе только у него были и ихъ переводъ на нмецкій языкъ. Баронесса тоже передала свой паспортъ, настоящій нмецкій, хотя помченный не мюнхенской королевской печатью, а выданный ей въ Букарешт.

Въ тотъ же самый вечеръ баронесса была видимо взволнована, вроятно потрясена убійствомъ, которое совершилось рядомъ съ ихъ квартирой. Весь вечеръ и всю ночь до утра не отпускала она отъ себя ни на шагъ своего жениха. И теперь, въ эту страшную ночь, въ первый разъ, она особенно и безъ конца увряла его въ своей глубокой страсти, въ вчномъ беззавтномъ чувств къ нему, съ которымъ сойдетъ къ могилу. Графъ чуть не потерялъ разсудокъ въ эту безумно чудную ночь, подъ ея лаской, додъ ея жгучими поцлуями.

На утро двое полицейскихъ чиновъ появились въ дом, въ той половин, которую занималъ графъ и стали снова допрашивать его. Но дло шло уже не объ убійств старушки хозяйки, а о томъ, что знаетъ онъ о баронесс? Кириллъ Петровичъ, изумляясь, отвчалъ все, что было ему извстно и прибавилъ, что она его невста.

Одинъ изъ полицейскихъ счелъ, однако, своимъ долгомъ, поставить его въ извстность, что паспортъ, выданный баронессою, фальшивый и что, въ виду совершившагося на двор событія, всякое сомнительное лицо длается еще боле сомнительнымъ. Однимъ словомъ, полицейскій объявилъ, что если черезъ часъ времени онъ не получитъ отъ дамы, именующей себя баронессой фонъ-Пфальцъ, настоящаго неподдльнаго паспорта, хотя бы и съ другимъ именемъ, то она будетъ арестована и отвезена въ тюрьму.

Кириллъ Петровичъ, вполн убжденный въ какомъ-то глупомъ недоразумніи, попросилъ дождаться полицейскихъ у себя. а самъ направился въ половину дома, гд жила баронесса Луиза. Онъ ее нашелъ на томъ же мст, гд оставилъ на зар, въ пеньюар, въ кресл у открытаго окна съ головой, опущенной на руки. Графу показалось, что она плачетъ. Онъ подошелъ къ ней, назвалъ ее, наконецъ. отнялъ руки отъ лица. Красавица вздрогнула, лицо ея было страшно блдно, глаза горли страннымъ лихорадочнымъ огнемъ, но были сухи. Даже какая-то злая усмшка пробжала по красивому лицу. Приходилось тотчасъ-же сказать ей правду, хотя бы и оскорбитъ недовріемъ.

— Здсь у меня полиція опять, началъ Кириллъ Петровичъ. — Они говорятъ… Право, не знаю что такое… Говорятъ про вашъ документъ… И графъ запнулся, не зная какъ выразиться.

— Что? выговорила красавица рзко, звонко и съ презрительной усмшкой. — Что они говорятъ? Они говорятъ, что видъ мой фальшивый? Не такъ ли?

— Да… какъ-то даже ороблъ Кириллъ Петровичъ.

— Ну, что жъ? Мн это не новость. Я это давно знаю. Я сама помогала его поддлывать!…

И тутъ произошла между женихомъ и невстой такая сцена, отъ которой Кириллъ Петровичъ едва окончательно не потерялъ разсудокъ.