Петербургское действо

Салиас-де-Турнемир Евгений Андреевич

И Фленсбургъ, по личному распоряженію принца, вмст съ маіоромъ Воейковымъ арестовалъ Орловыхъ и самъ сдалъ на преображенскій дворъ.

Посл своего возвращенія изъ ссылки, Фленсбургъ ни разу еще не бывалъ на ротномъ двор перваго петербургскаго полка, Онъ былъ пораженъ тмъ, что нашелъ тамъ. Когда онъ передалъ потомъ принцу, что такое виднныя имъ казармы, принцъ широко раскрылъ глаза и почти не врилъ. Было ршено, что принцу надобно въ числ другихъ длъ, касавшихся гвардіи, прежде всего заняться преображенцами. Фленсбургъ посовтовалъ

принцу, не откладывая въ долгій ящикъ, произвести смотръ этому «вертепу», какъ называлъ онъ дворъ.

Дйствительно, черезъ два или три дня, не объявляя ни слова о своемъ намреніи, принцъ въ сопровожденіи Фленсбурга явился на ротномъ двор.

Переполохъ, разумется, сдлался страшный. Орловы, сидвшіе подъ арестомъ въ одной изъ горницъ, увидя подъхавшаго въ карет принца, конечно, приготовились къ допросу и къ немедленной высылк изъ города.

Шепелевъ, бывшій у дяди, ршилъ, что этотъ пріздъ касается до него, что его тоже немедленно арестуютъ за что нибудь; и молодой человкъ сталъ припоминать, не сдлалъ ли онъ, дйствительно, какой нибудь ужасной дерзости, когда былъ у принца съ слесаремъ.

Молодой Державинъ, узнавъ о появленіи принца, тотчасъ же нацпилъ всю амуницію и быстро сбжалъ внизъ. Судя по веселому лицу его, можно было подумать, что онъ отъ визита принца, ничего, кром хорошаго, для себя не ожидаетъ.

Квасовъ, отдыхавшій посл обда и разбуженный племянникомъ, даже не могъ понять ничего. Такъ какъ Акимъ Акимычъ спалъ всегда одтый, то ему осталось только захватить шпагу и шляпу, чтобы выйти къ его высочеству.

— Ну, эта колбаса не даромъ пожаловала, шепнулъ онъ племяннику. — Посмотри, что будетъ. Дымъ коромысломъ!

— Можетъ, дло какое важное?

— Какого ему чорта длать у насъ? бормоталъ Квасовъ.- A просто ругаться пріхалъ, угару напустить.

Принцъ, молча, но сумрачный, вступилъ на ротный дворъ, встрчаемый всми офицерами и сопровождаемый адьютантомъ, который насмшливо и презрительно оглядывалъ офицеровъ. Только два лица оказались Фленсбургу вполн знакомыми, но это были рядовые дворяне Шепелевъ и Державинъ, съ которыми онъ не только не заговорилъ, но которымъ даже не счелъ возможнымъ поклониться. Одинъ лишь добродушный принцъ, входя да крыльцо и увидя въ кучк рядовыхъ знакомое, юношеское лицо, невольно улыбнулся на секунду и, сдлавъ въ воздух рукой, выговорилъ:

— А, штара жнакома!

И, обернувшись къ Фленсбургу, онъ прибавилъ:

— Вонъ онъ нашъ, unser Herr Nicht-micht!

Шепелевъ вспыхнулъ и покраснлъ до ушей: ему показалось это обращеніе къ нему крайне оскорбительнымъ.

Принцъ уже вошелъ въ корридоръ, когда нсколько человкъ обернулись къ Шепелеву за объясненіемъ того, что сейчасъ случилось и что сказалъ принцъ.

— Это онъ мн прозвище такое далъ, еще боле красня выговорилъ молодой малый.

Онъ объяснилъ свой случай у принца въ короткихъ словахъ:

— Вотъ оно и выходитъ теперь, что онъ мн «штара жнакома».

И

юноша такъ удачно передразнилъ фигуру и интонацію принца, что вдругъ вокругъ него раздался никмъ неожиданный дружный залпъ смха; даже Квасовъ фыркнулъ. И чрезъ секунду на крыльц снова появилась грозная фигура взбшеннаго Фленсбурга. Смхъ этотъ онъ понялъ по своему, принялъ за умышленную дерзость, тмъ боле, что онъ раздался прямо за спиною его и принца, едва успвшаго. сдлать нсколько шаговъ по корридору казармы.

— Чего вы горланите! Неучи! крикнулъ Фленсбургь, и лицо его измнилось и поблднло. Онъ не сдержалъ своего гнва и чувствовалъ самъ, что хватилъ черезъ край. «Что будетъ!! Что скажутъ!!» шевельнулась въ немъ боязнь за себя.

Но кучка офицеровъ смутилась. Молчаніе гробовое наступило тотчасъ. Только одно лицо изъ всхъ лицъ, къ нему обращенныхъ, побагровло. Это былъ Акимъ Квасовъ. Бывшій сдаточный мужикъ оказался чувствительне столбовыхъ дворянъ. Фленсбургъ замтилъ это вспыхнувшее огнемъ лицо и надолго запомнилъ его на всякій случай.

— Что вы — офицеры гвардіи или разнощики, извощики? гнвно и смле вымолвилъ Фленсбургъ. — Расходитесь по мстамъ, каждый къ своей части. Вы, русскіе, заставили поневол иностранца учить себя вжливости!…

Приказаніе было тотчасъ молча исполнено и вс офицеры разошлись по казармамъ.

Когда Фленсбургъ скрылся въ корридор, догоняя принца, то на двор показался снова только Квасовъ, и рысью выбжалъ за ворота на улицу. Тутъ онъ оглядлся: кром одной кривой солдатки никого не было вблизи.

— Матвевна! Матвевна! замахалъ ей Квасовъ.

Женщина подошла.

— Слушай въ оба. Дло сибирное!…

И Квасовъ, озираясь, медленно и шепотомъ, но толково вдолбилъ что-то Матвевн, разинувшей ротъ отъ излишняго вниманія и усердія.

— Поняла?

— Встимо, родимый. Куды же ее тащить?

— Мн въ руки или въ карманъ. Да со сноровкой. Чтобы никто не видалъ!.. A то оба въ Сибирь улетимъ.

— О-охъ!.. вздохнула Матвевна.

— Да. Врно… Ну, кати. Вотъ теб три гривны. Живо. Единымъ духомъ… Погоди! Какъ меня найдешь, виду не подавай. Стой лучше столбомъ. Я къ теб подойду лучше самъ, и стану задомъ. Поняла? A ты ее мн въ карманъ и ухни. Поняла?

— Поняла… Да какъ тоись задомъ?

— О, оголтлая. Вотъ такъ!..

И Квасовъ повернулся къ баб спиной и надвинулся на нее такъ близко, что отдавилъ ей ногу.

— Поняла! Въ карманъ мн и сунь. Ну, качай… Живо! Деньги не потеряй…

И Квасовъ также рысью, но видимо довольный, вернулся въ казарму. Баба пустилась опрометью по улиц и тотчасъ скрылась за угломъ.

Въ то же самое время въ корридор, когда Фленсбургъ уже почти догналъ принца, въ нему приблизился почтительно молодой рядовой и выговорилъ на чистйшемъ нмецкомъ язык:

— Если будетъ нужда во мн его высочеству или вамъ для какого либо объясненія, то я отъ всего сердца готовъ служить.