Пётр и Павел. 1957 год

Десницкий Сергей Глебович

Она глубоко вздохнула, потом мельком взглянула на брата и как-то торжественно, со значением произнесла:

– А теперь, Алёша, в самом страшном грехе тебе признаюсь. Когда Петю моего живым в могилу зарыли, поклялась я сама себе, во-первых, сыночка своего сохранить во что бы то ни стало! Из шестерых он один у меня остался!.. Ну, а во-вторых, дождаться отмщения за гибель моего драгоценного. Мести мне захотелось!.. Каюсь, грешна… Для того, чтобы первой задачи добиться, сняла я иконы со стен, крестик с шеи, молитвы только шёпотом по ночам читала. В храм, само собой, ни ногой! И Петеньку

в самом что ни на есть советском духе воспитала. В партию вступить заставила и следила неусыпно, чтобы с этой стези он ни на йоту не сбился!.. Ну, а по поводу мести, я тебе так скажу… – она немного помедлила. – Уж больно хотелось мне, чтобы не за гробом, а на этом свете постигла подлеца кара земная!.. Чтобы те, ради которых предал он Отца Небесного и своего родимого батюшку, отомстили ему за нас!.. Свои – своего!.. Понимаешь?.. Так оно и случилось!.. Взяли Павлушу под белы рученьки… Но я ведь не сразу… Я ждала… Я долго ждала… Целых пятнадцать лет!.. Думала, покарает Он отступника… Ан нет…

Она не договорила, тихо охнула, голова её склонилась к плечу, пальцы, сжимавшие плед, разжались и рука безвольно соскользнула с подлокотника кресла.

– Валя!.. Валечка!.. Что ты?!.. Сестра!.. – Алексей схватил её за руку: пульс едва прощупывался. Он испугался не на шутку и закричал: – Есть кто в доме живой?!..

В гостиную, запыхавшись, вбежала радостная Капа.

– Тут я, тут!.. – но, увидела потерявшую сознание хозяйку, запричитала, заголосила.

– Господи!.. Да никак померла!.. Вот оно!.. Вот!.. Не к добру весь день телефон молча звонил!..

Богомолов разозлился:

– Да жива она!.. Жива!.. Это просто обморок!.. Какие тут у неё лекарства? – и он начал рыться среди пузырьков и коробочек, что в огромном количестве лежали и стояли на столике рядом с хозяйским креслом. Капа продолжала охать и причитать:

– Роман Моисеевич не зря говорил: абсолютный покой!.. А вы?.. Что вы с ней сделали!.. Вот вам результат!.. Пожалуйста!..

– Всё по-иностранному написано, – ворчал Алексей Иванович. – А эти пилюли от чего?.. Может, от давления, а может, и от расстройства желудка… Поди угадай. Во!.. Валерьянка!.. Уж она-то, родимая, точно не повредит…

И он начал капать "родимую" в стопочку.

– Раз, два, три…

Резко прозвенел телефонный звонок, Капа кинулась снимать трубку:

– Алё!.. Да говорите же!.. Не надоело всю дорогу молчать?!..

Валентина Ивановна стала медленно оживать:

– Лёша, что ты делаешь? Зачем?..

– Хочу валерьянку тебе дать… Восемь, девять… Или десять?.. Ну вот, сбила!..

– Да… Я одна виновата… Одна…

– Валечка, что болит?.. Сердце?.. Да?.. Ты тихо… Тихо…

– Баба Валечка, опять у вас индсуль будет!..

– Но меня надо понять!.. Из шестерых один Петруша со мной остался… – бормотала Валентина Ивановна. – Он ни в чём не виноват… Это я… Я одна… Одна виновна…

Опять раздался телефонный звонок. На этот раз трубку снял Богомолов:

– Я вас слушаю… Говорите…

– Они говорить ни за что не желают, – категорично заявила Капитолина.

– Нет, это не Пётр Петрович… Я сейчас узнаю… Когда Пётр будет дома? – спросил, оторвав трубку от уха.

– Ну,

надо же! – удивилась Капа.

Валентина Ивановна потянула слабеющую руку к телефону:

– Дай мне!.. Это Павел… Я сама с ним поговорю… Мне есть, что ему ответить… что сказать…

Алексей Иванович протянул сестре трубку, но та не смогла взять: вся обстановка комнаты поплыла почему-то перед её глазами, потом стала стремительно удалятся и… чёрная эбонитовая трубка с глухим стуком упала на пол, из наушника раздались частые прерывистые гудки…

Валентина Ивановна потеряла сознание.

«Спаси, Господи, и помилуй ненавидящия и обидящия мя…» – читал дьякон, стоя перед Царскими вратами, а вокруг ярко горели свечи, сладковато пахло ладаном, и какие-то странные молчаливые люди в белых одеждах потянулись мимо растерянной девочки в красивом кружевном платье с пышным голубым бантом на голове…

"… и творящие ми напасти"…

Визгливый лающий тенор заглушил слова молитвы: "Именем Российской Советской Социалистической республики!"

"… и не остави их погибнути мене ради грешнаго…" – голос дьякона пробился всё же сквозь этот лай.

"Пли!.." – и винтовочный залп слился с воем сирены "Скорой помощи"…

Мутный серый туман стал выползать из углов церкви, обволакивая уже не девочку, а взрослую женщину с распахнутыми от смертельного ужаса глазами. Она прижимала к груди перепелёнутого младенца, телом своим защищая его от нацеленых прямо в грудь винтовок…

"Камфору… десять кубиков…"

"Господи, обрати к Тебе и сердца врагов наших…"

"Пли!.." – опять грянул залп.

"Нет!.." – закричала уже не женщина, а седая безумная старуха…

"Если же невозможно ожесточенным обратитися, то положи преграду зла их…"

…она голыми руками хватала винтовочные стволы, а те выскальзывали из её рук и палили!.. Палили!.. Палили!..

"…и защити от них избранных Твоих!.."

"А-ы-а!.." – из груди старухи вырвался звериный, нечеловеческий вой и, вторя ей, стая огромных чёрных ворон взвилась и захлопала крыльями прямо у самого лица её.

"Мама!.. Ур-р-а!.. Ур-р-а!.. Мамочка!.." – кричали они, хрипя и картавя…

… а чистый прозрачный детский голос над самым ухом ласково баюкал её:

"Баю-баюшки-баю!.. Не ложися на краю…"

"Не будите бабушку, она спит…"

Валентина Ивановна открыла глаза. Вокруг кресла столпились все домочадцы. Не было только Петра.

– Вы бабаню не тревожьте… Она спит… – шёпотом попросил Матюша и опять запел: – "Придёт серенький бычок и ухватит за бочок…"

– Как я сюда попала?.. – обводя собравшихся безсмысленным взглядом, с трудом продираясь сквозь тягучую пелену глубокого обморока, спросил еле слышно.

– Никак в уме повредилась!.. – в ужасе проговорила Капа.

– После приступа всегда так! – остановил её Алексей Иванович.

– Мама!.. Вы слышите меня?.. Мама!.. – Зинаида пыталась заглянуть свекрови в глаза.

– Где Пётр?!.. – та страшно заволновалась. – Его не расстрелял и?!..

– Ну, что вы такое говорите?!.. – невестка погладила морщинистую руку. – Вам, мама, лечь надо!..