Пётр и Павел. 1957 год

Десницкий Сергей Глебович

Она запела арию Марицы из одноимённой оперетты, и Алексей Иванович как-то по-новому взглянул на неё. Зинаида была, действительно, хороша!.. Лёгкая, грациозная, она вдруг помолодела сразу на несколько лет, и от неё исходило удивительное очарование ещё совсем не старой, красивой женщины. Глядя на неё, хотелось улыбаться. Она заразила и его своей беззаботной лёгкостью и весельем… И в этот счастливый момент он должен огорошить её страшным известием и, может быть, навсегда лишить покоя и этого безоблачного настроения!.. Ах, если бы миновала его "чаша сия"!.. А подготовить Зинаиду к предстоящей встрече было просто необходимо: удар, который последует вслед за появлением в этом доме её восставшего из мёртвых

мужа, будет намного страшнее. Значит, нужно набраться смелости и со всего размаха ударить эту хрупкую женщину. Ударить наотмашь!.. Не жалея ни её, ни себя!.. Но как ему этого не хотелось!.. Больше всего на свете Богомолов страшился женских слёз и истерик. Когда ему случалось попадать в такую ситуацию, он совершенно терялся, не знал, как успокоить, какие слова говорить?.. А вдруг Зинаида начнёт рыдать, заламывать руки, молить о пощаде?.. Что тогда?.. Конечно, она знает, что такое камера в Бутырке, она провела двое суток в обнимку с "парашей", а стало быть, знакома с миром не только по красочной обложке рижского "Журнала мод"… Но, с другой стороны, достанет ли у неё мужества… Больше того, отваги, чтобы только выслушать страшное известие и не упасть в обморок. Признаться, он не хотел бы сейчас оказаться на её месте.

Зинаида его о чём-то спросила, но он, занятый своими мыслями, прослушал, что именно.

– Простите, что вы?..

– Я спросила, любите ли вы Кальмана?

– Кого?!

– Имре Кальмана… Неужели не знаете?..

– Увы!.. – Алексей Иванович развёл руками. Фамилия была очень знакомая, но где он слышал её?.. Когда?.. – Простите, я с ним не знаком…

Зиночка расхохоталась:

– Кальман – знаменитый венгерский композитор, король оперетты. "Сильва", "Марица"… Ну?.. Вспомнили?.. Ни за что не поверю, что вы ничего о нём не слышали.

– Ах, Кальман!.. – Богомолов начал понемногу соображать. – Ну, да!.. Конечно… Кальман!.. Этот что ли? – и он даже пропел одну строку: "Сильва, ты меня не любишь…"

Вокал у него прозвучал не слишком убедительно, и спел он фальшиво, но Зиночка засмеялась и захлопала в ладоши:

– Браво!.. Браво!.. Вы просто обязаны поступить на сцену. У вас такой приятный баритон.

– Да уж!.. – пробормотал Алексей Иванович тихо, сквозь зубы. – С баритоном у меня никогда проблем не было!.. Не то, что теперь!..

– Вы что-то сказали? – на этот раз плохо расслышала Зиночка.

– Да так… Ерунда, – отмахнулся Богомолов. – Вы, Зинаида Николаевна, сядьте.

– Не могу я сидеть!.. Скоро гости придут, а мне ещё столько сделать надо!.. Во-первых, пирог…

– Сядьте! – никогда прежде Алексей Иванович не разговаривал с женщинами так резко, почти грубо, поэтому тут же спохватился и мягко, добавил: – Пожалуйста… Я вас очень прошу.

Удивлённая его тоном и интонацией, Зиночка присела на краешек стула.

– Дело в том, уважаемая Зинаида Николаевна… – Алексей Иванович начал издалека. – Короче, я хочу вам сказать…

– Нет! – закричала Зиночка. – Не надо!.. Не говорите!.. Ничего мне не говорите!..

– Но почему?.. – оторопел Богомолов, и оттого вопрос у него получился наивный, безпомощный, как у ребёнка.

– Потому что я и без вас уже всё знаю!..

– Вы не можете ничего знать!..

– Нет!.. Знаю!.. Знаю!.. Знаю!.. – трижды повторила она.

Потом посмотрела на него полными ужаса глазами, а сказала просто, как о чём-то обыденном.

– Павел жив.

– Как вы догадались?

– Мне третью ночь подряд один и тот же сон снится.

Зинаида встала со стула. Сделала два шага… Ноги плохо слушались её… Покачнулась… Алексей Иванович не успел её подхватить, и она… как подкошенная рухнула на ковёр посреди гостиной.

13

И опять!.. Опять этот сон!..

Опять эта безконечная карусель!.. И на сверкающем, украшенном разноцветной иллюминацией кругу она одна. В ночной сорочке, с босыми ногами…А он всё кружится, кружится, кружится!.. И с каждым мгновением всё быстрее!.. Быстрее!.. Быстрее!.. А вокруг карусели столпились люди в форме, их блестящие хромовые сапоги так пронзительно скрипят, так визгливо вторят хохоту сотен глоток!.. А ей хочется крикнуть: «Не надо!.. Остановите!.. Я больше не могу!..» Но горло сковал чудовищный спазм, и, вместо слов, оттуда вырывается нечленораздельный хрип, и вот она уже не выдерживает и падает на пол, а низ живота сдавила ужасная боль, она знает: вот сейчас, через какую-то долю секунды она родит, но не человеческого детёныша, а что-то страшное, не ребёнка, а какое-то чудовище!.. Вурдалака!.. Нетопыря!.. «Не хочу!.. Нет!.. Остановите!..» А в ответ только гогот этих людей в гимнастёрках с малиновыми околышами, перепоясанных похожей на лошадиную сбрую кожаной портупеей. Ржущий табун!.. Ни одного человеческого лица!.. И только он!.. Он один не хохочет и даже не улыбается, а стоит и печально смотрит на неё. «Павел!.. Павлуша!.. Забери меня отсюда!..» Она с трудом встаёт на четвереньки, тянет к нему руки, пытается подняться во весь рост, ноги у неё подкашиваются, она снова падает и молит… Молит его о помощи!.. О пощаде!.. А он стоит не шелохнувшись, ни один мускул не дрогнул у него на лице, и она понимает: Павел отказывается ей помочь!.. «Конечно… Конечно, ты прав… Я низкая, подлая… Дрянь!.. – шепчет она, обливаясь слезами. – Но кто-нибудь!.. Кто-нибудь!.. Неужели нет никого?!.. Мама!.. Мамочка!.. Спаси меня!..» И, как эхо, откуда-то издалека к ней доносится дрожащий мальчишеский голос:

– Мама!.. Мамочка!.. Ты только не умирай!..

Задыхаясь, Зинаида стала тянуться к этому голосу, вытряхивая из своего мутного сознания остатки тревожного сна…

– Что это с ней?..

– Мама… Мамочка…

– Неужто и вправду помирает?..

Зинаида открыла глаза и первое, что увидела – зарёванное лицо сына. Матюша гладил её по волосам и, как заклинание, безпрерывно повторял:

– Ты только не умирай!.. Мамочка!.. Я тебя очень прошу… Ну, что тебе стоит?.. Не умирай!.. Мама!.. Мамочка!..

Зинаида с трудом разлепила склеенные губы:

– Да, да… Я сейчас…

– Мамочка, я не смогу без тебя!.. Совсем не смогу!..

Мать протянула к нему руки, взяла голову сына и прижала к своей груди.

– Кровинушка моя!.. Бедное, несчастное дитятко!..

– Не плачь, дурачок… Видишь, маме лучше, – у Капы на глаза тоже навернулись слёзы.

– Я не дурачок, это слёзы – дуры!.. Сами выкапываются…

– Господи!.. За что Ты так с нами?!.. – Зинаида была на грани истерики.

Алексей Иванович переполошился не на шутку:

– Зинаида Николаевна держитесь!.. Ради сына держитесь!..

– Да, да, мамочка! – обрадовался мальчишка. – Ты держись за меня!.. Держись!.. Я сильный. Я тебя выдержу!.

– Я знаю, глупыш… И я держусь… Кроме тебя, у меня теперь…

– Зинаида Николаевна!.. – оборвал её Богомолов.

Она замотала головой, словно от сильной зубной боли, потом оторвала сына от груди и уже другим, сильным окрепшим голосом сказала:

– Всё!.. Я в порядке!.. Всё!..

Капа предложила в качестве панацеи от всех бед своё традиционное средство:

– Может, чайку горяченького?.. С малинкой…

– Ничего мне не надо!.. Ни-че-го!.. Оставьте меня с Алексеем Ивановичем.

– Нет!.. – закапризничал Матюша. – Я с тобой хочу быть!.. С тобой!..

– Ты и так всё время со мной, и никуда мы друг от друга не денемся, – стала успокаивать его мать. – А сейчас мне нужно с дядей Лёшей побыть, мы решили папе сюрприз приготовить, вот нам и надо договориться.