Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
"Родной" тоже полез целоваться.
– Я… тя… не гда… дам… ё… ю… мать!..
Савва попытался его остановить:
– Тихо!.. Тихо!.. Ты говори, да не заговаривайся!..
– Что он сказал? – полюбопытствовал Троицкий.
– Трудно переводимая игра слов, – ответил Савватий. – Особенно в присутствии женщин.
– Мать!.. Я тя так… люлю!.. – Костик полез обниматься с Валентиной Иванной.
Первый секретарь горкома от души веселился.
– Савва!.. По-моему, товарищу отдохнуть надо?.. Ты как считаешь?..
– Почему
– Ляди!.. Вы… щё… або… сра… титесь… на… уй!.. Га… нюки!..
Пётр хохотал, не обращая внимания на то, что, кроме него, никто не смеётся.
– Ну, хорош!.. Первый раз его таким вижу!.. Ганюк!..
– Уймись! – Валентину Ивановну раздражала его весёлость.
И только тут он заметил, какие у всех постные лица.
– Чего это вы такие кислые?.. У меня, между прочим, юбилей, день рождения сегодня. А у вас?.. Панихида?
– Смеяться будешь потом!..
– Нет!.. Объясните мне, что произошло, в конце концов?!..
– Сейчас узнаешь. Прежде всего, закрой дверь – строго приказала мать. – Сядь. Нам надо серьёзно поговорить.
Дверь из столовой со стуком распахнулась, и Зинаида с пылающими щеками и ошалевшим взором вошла в гостиную. Ноги её плохо слушались, и шла она так, словно пол под ними вздымался вверх и грозил накрыть её с головой. Любой пьяный выглядит достаточно потешно, но пьяная непьющая женщина нелепа вдвойне.
– А я целый бокал коньяка выпила! – похвасталась она. – Во как!.. Залпом!.. Дура набитая!.. Ой!.. Что это?.. Всё в разные стороны разъехалось… Куда вы все поплыли?!..
И она начала икать. Страшная икота сотрясала всё тело, невероятным усилием воли она пыталась остановить её, в безсильной ярости затопала ногами и, наверняка, рухнула бы на пол, если бы не Пётр. Он заботливо подхватил её и осторожно уложил на диван.
– Сумасшедшая!.. Ты же совсем пить не умеешь, и вдруг бокал коньяка!..
– Нет!.. – Зинаида вскочила на ноги. – Я не сумасшедшая!.. Я – сволочь!.. Сучка паршивая!..
Валентина Ивановна замотала головой. Только напившейся невестки ей сейчас не хватало, а в остальном… Всё было – лучше не придумаешь!..
– Зинаида!.. – она хотела что-то сказать, но поняла: безсмысленно! И махнула рукой.
Пётр попытался опять уложить жену на диван. Она с криком вырвалась:
– Не трогай меня!.. Я– грязная… низкая… подлая!.. Не прикасайтесь ко мне!..
– Зиночка!.. Ну, что ты?.. Зинуля, милая!..
Свекровь была на грани срыва.
– Зинаида!.. Прекрати!.. – свистящим шёпотом прошипела она.
– Не прекратю! – пьяной женщине море… Да что море?!.. Тихий океан был по колено. – Думаете, сбесилась?.. Ничего подобного!.. Я всё соображаю!.. И пускай пьяная, но знаю, что говорю!.. Не надо меня утешать… Слышите?!.. Меня убить надо!..
И зарыдала. В голос, по-детски, не сдерживаясь:
– Почему
Петр никак не мог понять, что случилось с женой.
– Я здесь… Я с тобой, – он пытался прижать её к себе, приласкать, успокоить, утешить.
Она слабо отбивалась:
– Господи!.. За что?.. Помоги!.. Ну, пожалуйста, помоги… нам всем!..
В столовой нестройный, но дружный хор гостей грянул "Комсомольцы, добровольцы! Надо верить любить беззаветно!.."
Валентина Ивановна от злости даже зубами заскрежетала:
– Кто-нибудь может унять этих идиотов?!.. – но никто в её сторону даже не посмотрел. Зинаида крепко-крепко прижалась к Петру:
– Ведь Ты добрый!.. Ты должен понять!.. Спаси нас!.. Всех…
Через гостиную ровной деловой походкой проследовал аккуратно причёсанный, даже, можно сказать, прилизанный Костик. В дверях столовой он нос к носу столкнулся с Матюшей, молча посторонился, давая тому дорогу, и осторожно прикрыл за собой дверь. Парнишка, стараясь, чтобы его никто не заметил, стал пробираться к бабушке.
Пётр налил в стакан воды, протянул жене.
– Успокойся, моя хорошая… Слава Богу, гости тебя не слышали, а то, что бы они о нас подумали?
Лязгая зубами о край стакана, Зинаида начала жадно пить.
– Нельзя тебе коньяк, совсем нельзя… Да ещё после шампанского!..
Она допила воду и вернула стакан мужу.
– Да, да… Я знаю… Прости… Спасибо тебе, я сейчас успокоюсь.
Матюша прокрался, наконец, к бабушке и, присев на корточки за спинкой её кресла, зашептал:
– Ба, никому не скажешь?..
Валентине Ивановне было не до него.
– Ну, что ещё?
– Ба, я вина выпил!.. – похвастался парнишка.
Бабка ахнула:
– Что ты выпил?!..
– Вина. Целую рюмку!.. И теперь я пьяный, как все там, – он кивнул в сторону столовой.
– Какой идиот додумался напоить мальчишку?!.. – взвилась Валентина Ивановна и набросилась на внука. – Кто тебе разрешил?!..
– Никто… Я сам… Ты, ба, не ругайся, это так весело!.. И вкусно!.. О-о-очень!.. Я ведь взрослый совсем, меня скоро в пионеры примут… Савва обещал… А это железно… если Савва… – и он залился счастливым смехом.
Из столовой в гостиную вбежала раскрасневшаяся возбуждённая Капитолина.
– Мужчины просят, чтобы танцы. Можно, я им музыку отнесу?..
– Ты лучше Матюшкой займись, не в себе парень!.. Болваны эти его для смеха вином напоили!.. Чтоб им пусто было!..
Капитолина была в растерянности: с одной стороны, она не могла ослушаться приказания хозяйки, а с другой… Среди гостей были только четыре женщины, да и те уже не первой молодости и красотой, увы, отнюдь, не блистали. Поэтому Капа могла рассчитывать на полный и ошеломляющий успех. Что делать?!.. Она усадила Матюшу на диван, погладила по волосам, что, вероятно, и должно было означать её заботу о парне, и быстро прошептала ему на ухо: