Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
– А это и есть твой Сергей? – в свой черёд спросил Алексей, указывая на фотографию.
– Ошибаешься. Моего мужа звали Антон. Вернее, не мужа даже, а…как тебе сказать?.. Очень близкого друга. Этот снимок фотокор "Комсомолки" за два дня до его гибели сделал. Снаряд прямо в операционную палатку попал… И что удивительнее всего, на месте только он один погиб. У остальных: ранения разной степени тяжести, контузии… А мальчишку-лейтенанта, которому Антон ногу ампутировал, даже не задело. Видать, в рубашке парень родился. Погоди, я сейчас… Чайник принесу, – и снова вышла
Богомолову стало неловко. Ведь ещё тогда, в сорок четвёртом, в госпитале, Наталья рассказала ему эту историю, а он забыл. Вернее, не забыл, а просто не связал её рассказа с этой фотографией и теперь дал себе зарок больше не задавать случайных вопросов. А то… Как бы опять не попасть впросак.
– Тебе покрепче, или ты, как мой Серёжка, писи сиротки Хаси любишь?
– Покрепче и без сахара.
– Правильно, Богомолов. Ты, лучше моего вареньица испробуй, малина с крыжовником. Ничего подобного ни в одной кулинарной книжке не найдёшь!..
– Сама изобрела или кто рецепт подсказал?
– Ни то ни другое. Было у меня килограмма два крыжовника, а соседка по даче ещё малины столько же принесла. Вот я и решила, чтобы не возиться, соединить несоединимое, и, ты знаешь, недурно получилось. Попробуй. "Мечта садовода" называется, – и она протянула ему розетку со своим редкостным вареньем.
– Так ты мне так и не сказала, Наташа, почему на письмо моё не ответила? – осторожно спросил Алексей.
Большакова нахмурилась, помолчала.
– Я, Богомолов, вообще не знаю, как жива осталась. Не до переписки мне тогда было, поверь… Как варенье?
– Очень вкусно.
Теперь замолчал Алексей. Думал, как дальше разговор построить. Вытягивать из Натальи признание клещами ему не хотелось, а сама она навстречу почему-то не шла. То ли стеснялась, то ли какая-то другая серьёзная причина мешала ей. "Будет нам в "прятки" играть!" – подумал Алексей и решил говорить напрямик.
– Наташа, мы с тобой как-никак не чужими дружка для дружки были?.. Расскажи… Я ведь не из праздного любопытства спрашиваю… В те поры я, признаюсь, надеялся… думал, что мы с тобой… Хотя понимал, но… Поэтому… Одним словом, ты понимаешь? – вконец запутался Богомолов и замолк.
– Я тоже, Богомолов, надеялась… Но… Жизнь с нами почему-то иначе распорядилась. Впрочем, чего удивляться? Человек предполагает, а Бог располагает. После того, как мы с тобой в апреле сорок четвёртого расстались, я на фронте и полгода не пробыла. В июле меня сильно контузило, и я в госпитале до осени провалялась. Комиссовали меня по полной программе и дали вторую группу инвалидности. А это означало одно: о хирургии я должна навеки забыть. Представляешь?!.. Как тут быть? Ничего другого я делать не умела, только несчастных ребятишек скальпелем кромсать. Ни в терапевты, ни в гинекологи я ни под каким видом не годилась. Одно оставалось: или санитаркой, а ещё лучше – нянечкой. Полы мыть да судна выносить. Только через три года я на станцию "Скорой" устроилась. Да и то – по блату. Вот теперь и ответь мне, Богомолов, могла ли я у тебя на шее баластом повиснуть,
– И что у тебя за манера: всё за других решать?!.. Как ты могла знать, в чём я нуждался, а в чём нет?..
– Погоди, не кипятись!.. Лучше скажи, какую тебе группу дали?
– Первую.
– Вот видишь!.. Тебе – первую, мне – вторую!.. Хороша бы получилась инвалидная парочка! – она засмеялась. – Чудом выживший баран да контуженная ярочка!.. А что я могла в этой ситуации сделать? Поревела по-бабьи в подушку, да и успокоилась. Не судьба, значит.
Она улыбнулась и даже с какой-то нежностью посмотрела на Алексея.
– Понял теперь, почему я на твоё послание не ответила?.. Не смогла, Богомолов. Слишком гордой баба-дура оказалась.
– Напрасно ты мне не доверилась. Я бы тебе помог. Вдвоём всё-таки легче.
– Не переживай, Богомолов. Мы с Серёжкой и без посторонней помощи справились.
И тут Алексей не выдержал и задал вопрос, который давно уже готов был сорваться с его языка:
– Серёжа это… твой сын?
– Угадал, – рассмеялась Наталья.
– Не знал, что у тебя есть сын.
– А ты и не мог знать. Он у меня появился, когда мы с тобой уже расстались, Богомолов.
В коридоре громко хлопнула входная дверь.
– А вот и он!.. Лёгок на помине. Сергуня! – крикнула Наталья. – Это ты?..
Из коридора раздался ломающийся мальчишеский голос:
– Я не один! С Андрюхой!.. Не волнуйся, он не надолго!
– Я, сыночка, тоже не одна. Идите сюда, я вас с очень интересным человеком познакомлю!
В комнату заглянул лобастый мальчишка.
– Айн момент!.. Мы только руки помоем!.. Здрасьте! – и тут же скрылся.
Наталья рассмеялась.
– Сразу видно: дитё медработника. Прежде, чем поздороваться, непременно руки помыть должен.
– Сколько ему? – спросил Алексей. Никогда, ни в молодости, ни теперь, не умел он по внешнему виду определить возраст ребёнка.
– Тридцатого декабря тринадцать исполнится. Нет бы на два дня ему в утробе матери задержаться!.. Не утерпел, раньше времени на свет появился.
– Почему раньше времени?.. Какое вообще это имеет значение?..
– Сейчас никакого, но придёт пора в армию идти, все, кто после боя курантов родились, на целый год отсрочку от призыва получат. А если учесть, что, кажется, с будущей осени по всей стране в школе одиннадцатый класс вводят, для пацанов этот лишний год огромное значение имеет… Слыхал, небось, про школьную реформу?..
Но Богомолов уже ничего не слышал. Он судорожно пытался от конца декабря отсчитать девять месяцев назад. И выходило… То, что и должно было выйти: конец марта – самое начало апреля сорок четвёртого года!..
– Так ты говоришь тридцатого декабря?! – спросил почти шёпотом, хотя, если честно, ему хотелось прыгать, кувыркаться, вопить, что есть мочи, на весь белый свет!.. От бешеной радости, от телячьего восторга, от неуёмного, непостижимого счастья!..
– Да, тридцатого, – удивилась Наталья. – У тебя с этой датой что-нибудь связано?