Плачь обо мне, небо

Selestina

– Внимание Екатерины Алексеевны стоит десятка прочих дам, – галантно оставив поцелуй на её руке, сообщил он, вызывая улыбку с её стороны – к этим излишне театральным жестам она уже успела привыкнуть и даже находить в них некоторую прелесть.

– Спустя полчаса это же я услышу о любой другой из здешних барышень, – насмешливо бросил цесаревич, тут же переводя взгляд на Катерину. – Не верьте ему, Катрин – он дал бы фору даже Казанове.

– Не волнуйтесь, Ваше Высочество, – она коснулась краем наполовину раскрытого веера свободной руки, где блестел под ярким светом изумруд, – мои мысли заняты исключительно предстоящей свадьбой.

–

Вы обручены? – удивление на лице герцога Лейхтенбергского было абсолютно не наигранным: этот «незначительный» факт не был ему известен, зато изрядно менял всю картину. – Вашему жениху несказанно повезло. Однако, – он бросил недоуменный взгляд на цесаревича, прежде чем вновь посмотреть на княжну, – почему же Вы не вместе сегодня?

Ему почудилось, или по её лицу проскользнула тень?

– Дела государственной важности, – полураскрытый веер опустился; герцог едва заметно сощурился. Счастливые невесты выглядели иначе.

– Он многое теряет, оставляя Вас даже на минуту. Кто знает, кому вздумается похитить Ваше сердце.

– Твою коллекцию уже негде хранить, – оповестил его цесаревич и, завершая эту короткую словесную пикировку, подал руку Катерине. – Позволите проводить Вас на ужин?

Дождавшись, пока та поблагодарит герцога за мазурку, он осторожно провел её вдоль круга танцующих в направлении трех длинных столов, расположенных у дальней стены: в силу того, что сегодняшний вечер был скорее домашним, нежели парадным, трапеза предполагалась тоже легкая, лишь чтобы сохранить основные черты традиций.

– А Вы, стало быть, ревнуете, Катрин? – вдруг осведомился Николай. – Столь стремительно дали согласие на танец, когда минутой ранее не желали этого.

– С чего бы? – она равнодушно раскрыла веер.

Отказ её был продиктован отнюдь не нежеланием танцевать, а стремлением не вызвать лишние домыслы и сплетни, коих вокруг нее и без того было немало. И опасением. Но об этом цесаревичу знать не стоило.

– Вы играете с огнем, – понизив голос, уведомил ее тот. Она испуганно прикрыла губы, делая вид, что трактовала его слова иначе:

– Но ведь Вы не донесете моему жениху, что я вальсировала с кем-то в его отсутствие?

Николай усмехнулся.

– Только если Вы пообещаете составить мне компанию после ужина.

Понимая, что иначе их спор затянется, что повлечет за собой косые взгляды и перешептывания, Катерина коротко кивнула, позволяя цесаревичу сопроводить её до свободного места возле Эллен и оставить: ему надлежало занять место во главе стола, подле кузенов. Хоть ненадолго она получила возможность облегченно выдохнуть: с самого момента возвращения Дмитрия находиться рядом с цесаревичем, пусть даже недолго, было выше её сил. Она все сильнее склонялась к мысли оставить Двор после свадьбы, хотя уверенность подтачивало обещание, данное Императрице – Катерина не могла так своевольно оставить её.

Однако, возможно, государыня поймет и простит – она была мудра и проницательна. А еще безмерно милосердна, и потому, наверняка не осудит малодушное желание оставить придворную службу.

Последние несколько дней. Ей нужно прожить всего несколько дней и поставить жирную точку. Возможно, Императрица нарочно позволила ей остаться здесь, чтобы закончить все вне чужих глаз и ушей. Возможно, она видела намного больше, чем показывала, и вместо того, чтобы карать – проявляла сострадание. Хотя бы из благодарности и уважения к своей государыне

Катерина обязана была сделать то, что должно. Прекратить своими мыслями гневить Создателя, покаяться на исповеди и принести клятву перед образами. Ту, что уже не сумеет нарушить.

В конце концов, все проходит. И первая любовь, что никогда не оканчивается счастливо, однажды полностью истлевает в сердце, и ветер нового дня выгоняет этот едкий дым и пепел, оставляя место чему-то более важному и вечному.

Но эти несколько дней, быть может, она имеет право прожить как барышня без имени и лишенная каких-либо обязательств? Хотя бы просто взять пример с Сашеньки Жуковской, что так естественно смеется с герцогинями Лейхтенбергскими и подкалывает Великих князей – ведь это совершенно не выглядит неприличным.

– Дивлюсь, как еще от тебя горстка пепла не осталась, – скрыв смех за веером, поделилась наблюдениями с подругой Эллен.

Катерина, вырванная из потока мыслей, бросила на нее удивленный взгляд.

– О чем ты?

– Принцесса Ольденбургская с тебя весь вечер глаз не сводит, и на благоговение перед твоим образом это не походит.

Нахмурившись, Катерина украдкой посмотрела туда, куда едва заметным жестом полураскрытого веера указала ей Эллен. Прехорошенькая юная барышня в светлом платье с бриллиантовой брошью на изыскано отделанном вышивкой корсаже и живыми цветами в каштановых волосах и вправду прожигала ее взглядом темных глаз. Лицо ее имело еще детскую мягкость и какое-то особое очарование, не свойственное этой фамилии, будто бы среди чертополоха распустилась белая роза. Наверняка вокруг нее постоянно появлялись кавалеры, наперебой просящие уделить им внимание. Впрочем, она принадлежала императорской семье, а потому вряд ли им могла улыбнуться удача.

– С чего бы ей на меня смотреть? – недоуменно поинтересовалась Катерина, протягивая руку к стройным рядам стеклянных креманок, расположившихся на столике.

– Ясное дело – ревностью исходит, – все с той же насмешливой улыбкой отозвалась Эллен, вызвав своим комментарием еще большее непонимание со стороны подруги. – Его Высочество всячески оказывает тебе знаки внимания, этого только слепой во дворце не заметил.

– И потому на меня теперь все барышни должны затаить злобу?

– Принцесса – не все, – не согласилась Эллен, – она была невестой цесаревича.

Серебряная ложечка издала звон, не удержавшись в дрогнувших пальцах. Вернув себе самообладание, Катерина подхватила кусочек десерта, старательно делая вид, что ей нет никакого дела до тайн императорской фамилии. Однако Эллен бы ни за что не поверила, что подруга действительно не желает знать забытой, но не оставленной в прошлом истории. Потому, дождавшись, пока та распробует творение неизвестного кондитера, она продолжила, понизив голос:

– Говорят, они познакомились у Елены Павловны. Государыня даже начала готовить все к переезду принцессы во дворец, подальше от родственников – что-то там в ее семье было не так, – она неопределенно махнула веером, – но ведьма**, и без того ведущая войну с государыней, запротестовала. Какого мнения цесаревич был об этом браке, не знаю, хотя он не скрывал своего к ней теплого отношения. Но она явно питала к нему чувства романтического характера. И, судя по тому, как старается посещать каждый воскресный обед и каждый бал, хотя не выносит на дух все светские развлечения, продолжает испытывать сердечную привязанность.