По нам плачут гангстеры
Шрифт:
– Он ходит сюда как к себе домой, – Хван повернулся к Маркусу, который надевал излюбленную футболку. – Я правда закрыл дверь. Честно. Клянусь своей жизнью. Этот говнюк, что, замки взламывать умеет?
– Ну, – Итон пожал плечами, улыбаясь, – Готье ведь самый приближенный к Саманте. А если так, то есть много деталей, которых мы не знаем. Может, он банки грабил раньше. – Маркус взял со спинки кресла шелковый халат, который переливался лиственно-зеленым, и протянул Хвану. – Оденься.
– Не хочу, – тот категорично отвел его руку в сторону. – Мое жилище – делаю, что пожелаю.
Но Маркус расправил материю, набрасывая ее на
– Надо собираться.
Хван невольно согласился, чуть закатив глаза, и все же поднялся с матраса. Он потопал прямиком в ванную. Не особо энергично встряхнул баллончик, выдавил пену и нанес на лицо. Бритва скользила по подбородку медленно, дабы не порезаться невзначай. Хван хоть и навострился расправляться с процедурой за считанные секунды, но иногда, когда что-то его раздражало, движения приобретали резкость. Наводить марафет – обязательное требование с тех пор, как вступил в «Лантану». Как говорила Саманта: «жизнь притворяется искусством», подразумевая, что нужно приблизиться к неотразимости как можно сильнее. В конце концов, и женщины, и мужчины любят образы элегантных и утонченных, а в таком притворстве нет места несовершенствам. Это то, чем занимался Хван – очаровывал господ, заманивая их в ресторан. Саманта выбрала его из-за мягких черт – они вызывали расположение. Быть в обществе милого паренька – звучит заманчиво, а если такой человек еще и уделяет тебе внимание, показывая, насколько ты ему интересен – превосходно. И плевать, что это – лишь красивая ложь, чтобы позже пренебречь высокими чувствами.
Маркус заправил кровать, разглаживая кирпично-оранжевый плед по поверхности. Он ходил по паркету босиком, пока рядом со ступнями волочились штанины клетчатых пижамных брюк. Поправил на тумбочке книгу с чьей-то биографией и стянул оба кольца с поверхности. Одно отправилось во внутренний карман нейлонового бомбера с левой стороны, а второе было протянуто Хвану. Тот принял украшение и без задней мысли надел на безымянную фалангу. Маркус недовольно шикнул, беря его руку:
– Знаешь ведь – Саманта разозлится, – но Лим молча сплел их пальцы. – Я серьезно. Она опять будет вне себя.
– Пусть злится. В стране свободы я имею право носить свою обручальную побрякушку до поездки на похоронном катафалке.
– Только не забудь снять, когда выйдешь к публике, – Маркус сдался – ему и самому нравилось.
Победоносно ухмыляясь, Хван накрыл ладонями его бока. Поцелуй получился тягучим, как плавленая карамель. Они еще не отошли от сна, потому действовали расслабленно и лениво. Маркус провел по линии его челюсти и случайно задел серьгу в ухе: небольшая капля с малахитом, заключенная в серебро высшей пробы. Нехотя отстранившись друг от друга, не спешили расходиться. Уют, который окутал, был слишком притягательным, чтобы покидать его.
– Отлично, я будто зубной пасты поел, прям как в детстве, – Лим стер подушечкой пальца остатки ментолового состава с уголка чужого рта. – Умывайся получше.
Маркус согласно кивнул, продолжая смотреть на человека перед собой. То, что он видел, даже с самыми красноречивыми снами не сравнится, ведь происходило наяву.
эра крошечного ростка
– А Марло?
– Кто? – Маркус непонимающе свел брови.
Хван стоял, опираясь локтем о стенку в картинной галерее. Их привели туда в качестве ознакомительной
– Тот актер из фильма «Проклятье», главный мафиози, – Лим протянул телефон с фотографией, на которой был изображен еще молодой Марло.
– Правда? – Маркус от удивления даже выхватил чужой мобильник. – Он тоже гей?
– Не совсем.
Марло был человеком, разделившим Элизиум на «до» и «после», настолько значимая фигура. Он успел обзавестись четырнадцатью детьми, трое из которых приемные. Жил на широкую руку, но, как многие говорили, имел тяжелый характер. Детство у Марло прошло сложно, но он справился и добился колоссальных успехов.
Актер раскрыл свою ориентацию еще в 1976 году, назвавшись бисексуалом. Ответил честно, что интересовался мужчинами и имел за плечами подобные отношение, а гомосексуальность считал вполне естественным явлением. Он совершенно не стыдился ни себя, ни своей жизни. Однажды даже пошутил: «Если обществу хочется думать, что я – любовник кого-то известного мужика, то противиться не стану».
– Он тебе нравится? – Хван продолжал допытываться, пока они медленно плелись за студентами.
Маркус, что долго разглядывал снимки кинозвезды, покачал теменем:
– Нет, не мой типаж.
– А какой у тебя типаж?
– Рожа твоя.
Они рассмеялись и начали в шутку толкаться, соревнуясь в силе, пока Маркус не отпихнул Хвана так сильно, что тот влезет в стеклянную раму. Картина полетела вниз и, честное слово, Маркус видел все в замедленном формате: как рамка отлетала в сторону, а стекло покрывалось трещинами, вскоре разлетаясь во все стороны. Хван вжался в стену, выпучив глаза. Парни знатно нашкодили, привлекая к себе внимание каждого, кто находился в выставочном зале. Их, само собой, отчитали, а родителям пришлось платить за экспонат из своего кармана.
Позже
До отъезда оставалось всего несколько дней. Хвана и Маркуса уже утвердили в кандидатуры за границу. Парни медленно паковали чемоданы, слушали нравоучения от родственников и много гуляли по родным местам, чтобы запомнить. Лишних денег, чтобы мотаться из Элизиума в Город-13, ни у кого не было. Им предстояло не видеться с семьями достаточно долгое время. Маркус сидел на лавочке в парке, прячась в тени. На асфальте стояла открытая банка виноградной газировки, а на брусках лежал измазанный в пыли рюкзак. Хван появился на горизонте, но выглядел поникшим. Он без сил плюхнулся рядом, заваливаясь, сполз вниз по скамье. Маркус понял все стремительно:
– Она тебя бросила, да?
Хван подавленно взвыл. Эмили не смогла пройти по баллам на грант, так что – никакого Элизиума. Девушка невероятно переживала из-за длительной разлуки расстоянием, а Хван… Хван был слишком занят своим другом. С того инцидента он сильно изменился: писал каждый день по нескольку раз, все свободное время проводил с Маркусом, грубо говоря – не отходил ни на шаг. Тот факт, что Эмили перестали уделять внимание, тем более – когда она боролась с тревогами насчет разъезда, не просто расстроил ее, а натурально взбесил. Эмили старалась держать себя в руках и не ревновать, но когда их свидание в очередной раз отменялось по причине «мне надо к Маркусу», все спокойствие накрывалось медным тазом. Раз так надо к Маркусу, то пусть с ним и встречается. Безусловно, она любила своего парня, но такое отношение терпеть больше не могла.