По нам плачут гангстеры
Шрифт:
– Не нужен, – тон Маркуса звучал расстроено вразрез фразам, что говорил. – Я – лишний груз. Ты во всем лучше меня. Я тобой восхищаюсь. Ты с таким усердием относишься к своему будущему. Издалека видно, кем станешь. А у меня нет грядущего. Я не настолько яркий, амбициозный или сосредоточенный. Не так сильно стараюсь, не прикладываю столько усилий. Иногда мне кажется, что путь, который я выбрал, просто мираж, который исчезнет с секунды на секунду.
– И… Потому решил… Ты понял.
Хван кивнул на исполосованные нитками кисти – не хотел произносить вслух. Он банально не сможет. Заговорить о самоубийстве близкого человека выше его сил. Маркус отрицательно
– Причина не в моей глупости.
– Ты не глупый.
– Не перебивай, – Итон нахмурился. – Я пытаюсь собрать мысли воедино. Ты, черт возьми, даже не представляешь, насколько оно затруднительно. Понимаешь, я боюсь, что ты отвернешься. Самое важное для меня, как показал скромный опыт, это наша дружба. Не каждый день встретишь такого человека, как ты. К тебе все тянутся. Потому, что светишься пуще остальных…
– К чему ведешь? – Лим немного замялся. Похвала хоть и приятна, но он не ощущал, будто действительно заслужил ее.
Какой смысл откладывать неизбежное? Сколько не оттягивай момент, но время будет падать слоями, собираясь в единую массу. Такой миг не пропустить. Начало уже положено, так какая суть сдавать назад?
– Хван, – ноготь впился в эпидермис пальца, – я люблю тебя.
Но Лим не выглядел шокированным. Он по-прежнему выжидающе пялился на Маркуса, будто не получил то, за чем появился перед ним.
– Я тоже тебя люблю, а теперь говори причину.
Маркус нервно усмехнулся. До чего же очаровательный и растерянный человек стоит рядом.
– Ты не понял, – Маркус попробовал произнести слова нежнее, чуть меняя интонацию, – я люблю тебя.
Он перевел взгляд на губы напротив. Маркус взялся за чужое лицо и подался вперед. Не стал заходить слишком далеко – просто символический поцелуй, чтобы окончательно развеять чужие сомнения об истинности высказывания. За ту секунду, что они был так близко, смог почувствовать под ладонями мягкую кожу. Губы Лима сухие, но Маркус и не строил никаких фантазий – он знал, кого целует. Когда Хвана освободили от плена пальцев, он оглушено захлопал ресницами. Не такого ожидал от разговора. Но, признаться честно, догадывался, однако убеждал себя в обратном. Маркус и Куан… У них ведь что-то было. Или… Хван опять где-то ошибся?
Лим неосознанно качнулся назад. Он волей случая уперся ногой в бок кровати и невольно рухнул на нее, все также не сводя взгляда с Маркуса. Хозяин комнаты наконец-то расслабился. После признания стало легче, как гора с плеч упала. Он оперся спиной о дверцу шкафа.
– И… Что теперь?
– Это ничего не меняет, – твердо, но все еще сраженно пролепетал Хван. – Ты должен рассказывать мне все. То, что тревожил, злит или обижает. Каждая мелочь важна, слышишь? А такое… Всякое бывает. Думаю, понимаешь, что… Не могу ответить взаимностью на конкретные чувства, но я никуда не уйду. Не брошу тебя после всего произошедшего. Ты дорог мне, Маркус. Я не могу дать тебе то, чего ты хочешь, но могу остаться лучшим другом.
Постель скрипнула. Лим поднялся, делая несколько шагов вперед. Он развел руки в стороны, приглашая для объятий. И как такому можно противиться? Итон не сдержал улыбки. Вздохнул, окончательно прогоняя грузность. Маркус пустил бы слезу, но давно выплакал свое. Хван был теплым на ощупь, а его нос немного сопел. Лим прислонил ладонь
Глава Третья. Элизиум, моя леди…
эра распустившегося цветка
Утро Багрового Элизиума ничем не отличалось от ночи: шум и гам никогда не спадал в городе, который не дремлет. Алкоголь лился рекой, казино обдирали до нитки болванов. Луч солнца пробился сквозь пышную тучу. Циферблат показывал шесть часов. Хозяева апартаментов в винтажном здании были погружены в безмятежную сонливость. Интерьер купался в теплых тонах: от древесно-коричневого до горчичного. Квартира показывала смесь арт-нуво и гранжа: от нуво форма мебели, цвета и скругленные линии; от гранжа – разбросанные вещи Маркуса, которые он забывал убирать на свои места. Хван привык и перестал ругаться, просто смирившись. Высокие потолки позволяли свободно дышать, а летящие занавески в оттенке крем-брюле скрывали небольшой балкончик с тонкими прутьями. На бортике устроилась круглая пепельница с затушенной накануне сигаретой.
В кровати с черным постельным бельем устроились двое. Даже в жаркую погоду одеяло продолжало накрывать их. Рука Маркуса обвила талию лежащего рядом, сам он уперся Лиму в грудь. Хван уткнулся носом в его волосы перед отчаливанием в мир сновидений, притянув ближе. Размеренное дыхание наполняло тишину комнаты наравне с тикающими часами. На тумбочке покоились зажигался, книга и два золотых кольца. Маркус сквозь дрему зашевелился и инстинктивно подался вперед – ближе к приятному теплу. Он чувствовал щекой разнеженный стук сердца Хвана, что только больше успокаивало. Однако идиллия была прервана. С них резко сорвали одеяло, подставляя нежеланной прохладе.
– Вставать пора, уроды, – Готье, как обычно в их присутствии, был недовольным. Он всегда относился с пренебрежением к этим двоим, особенно – к Хвану, когда тот по неосторожности задал один вопрос, оскорбивший Готье по самое «не хочу». Готье Паскаль – приятный на вид молодой человек, с утонченными чертами и русыми волосами по плечи. Бывало, кто-то решал прокомментировать «отросшие патлы», но замолкал в ту же секунду, стоило Паскалю лишь свирепо глянуть. Готье делал так ненамеренно, просто серьезное лицо и сизые зрачки вкупе с укоризненным молчанием делали свою работу. Незваный гость перевел взгляд на Лима, зажав край покрывала, и скривил лицо в гримасе омерзительности. – Какого хрена ты голый?
– Это мой дом! – Хван, разбуженный так внезапно, был вне себя от ярости. – Как ты тут оказался?
– Дверь научись запирать, дерьмоед.
– Я запер!
– Не так хорошо, раз я здесь, – Готье съязвил ему, но тут же вернул педантичность. – Саманта сказала собраться к двенадцати. Будьте готовы к одиннадцати.
Договорив, он как ни в чем не бывало, пошел к входной двери и сильно ею хлопнул. Готье, кажется, никогда не простит Хвана. Готье являлся правой рукой главы Лантаны, а в ресторане его называли «Администратор». Он стоял на входе, встречал посетителей и провожал внутрь, параллельно с этим подробно докладывая женщине о каждом, его или её перемещении и том, что тот любит на обед. Готье запоминал все: знал наизусть меню, никогда не уточнял имена. Его голова словно карта метрополитена со всеми станциями. В общении он был сдержанным, говорил только по делу, но открытую агрессию проявлял исключительно к Хвану, что крайняя редкость. Саманта дорожила Готье, как ценным человеком, который не предаст и всегда держит голову «на морозе».