Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

Быкаў Васіль

— А ну давай стол! Пир будет, славяне!.. — скомандовал майор.

— Мир, браточки! Неужели жить будем, ха-ха-ха! — не мог уняться разведчик.

В зале горит фонарь и несколько свечек. На большом столе посреди зала оживленная Ирма расставляет фарфор. Ирме помогает майор, но он все делает неумело, и Ирма перекладывает его ножи и вилки, раздвигает тарелки. Разведчик финкой вскрывает банки свиной тушенки. Васюков режет хлеб, и Зина раскладывает его по ломтю на тарелку.

— Нет, нет, так надо! — говорит Ирма и, собрав хлеб, складывает его

в серебряную хлебницу. Тем временем появляется старик с темной бутылкой в руках. Ананьев шагает навстречу.

— Что такое? Шнапс?

— Никс шнапс. Зер гуте вин! Прима вин!

— А ну, а ну! Гляди ты! Тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года. Вот это выдержка!

— Да это не выдержка. Это год основания фирмы, — говорит разведчик.

— Да ну, знаешь ты! Сейчас вот проверим! Зина, а ну! У нас тоже кое-что найдется, — говорит майор, и Зина с гордостью ставит на стол алюминиевую флягу.

— Спиритус вини! Понятно?

— Браточки, значит, жить будем! Жить будем, вы это понимаете? — не утихает разведчик. — Ох, и напьюсь же я! Старший лейтенант, а вы почему такой… кислый? — обращается он к старшему технику-лейтенанту.

— Чего же мне радоваться? Чему мне радоваться? — с надрывом говорит старший лейтенант. — У меня никого. Ни жены, ни детей. Я вот уцелел, а зачем?..

— Ладно, ты это брось — зачем? Жить будешь, новую семью заимеешь, — говорит майор. — А ну давай, рассаживайся! Батя, ты тоже садись, Ирмочка, вот сюда, рядом, ты, Зина, тоже. Давай, наливай. А что, в такие маленькие?

Все рассаживаются, старик торжественно наливает из темной бутылки по полрюмки вина каждому.

— А ну, давай! Киданем за Победу! Все-таки мы ее дождались — придавили гада. Правда, господа немцы? — говорит Ананьев. — Ну, за тех, кто не дождался.

Все выпивают, и Ананьев недовольно зажмуривается.

— Ну, тоже мне вин! Ни в гузе, ни в роте! А ну дай нашу фляжечку. Что это за победа!

— Гут, гут вин, — говорит старик, отпив половину рюмки.

— Нормальная мадера, — говорит разведчик.

— Вкусное вино, да, — говорит Зина. Ирма живым взглядом окидывает русских, все больше задерживаясь на майоре.

Она оживлена и даже захмелела вроде.

— Гут! Гут! Карашё!

— Ерунда! Вот давайте я вам… А ну, старик, твою чарку.

Ананьев наливает из фляги старику, Зине, пытается плеснуть Ирме, но та уклоняется. Потом наливает всем остальным и себе в большой граненый фужер.

— А теперь… А теперь я вам должен сказать, — начинает Ананьев, но вдруг замолкает и вопросительно поворачивается к Зине. — Сказать, а, Зинка?

Зина, понимающе зардевшись, пожимает плечами.

— Раз такое дело… А чего скрывать? — говорит майор и, обняв одной рукой Зину и держа в другой свой бокал, объявляет: — Мы вот договорились… Чтоб после Победы. Но вот же Победа, а? В общем, мы женимся. Правда, Зина?

Зина застенчиво подтверждает кивком головы, и все за столом шумно приветствуют эту новость. Разведчик кричит:

— Горько!

Ананьев,

не заставляя себя уговаривать, обнимает Зину, та поднимает ему навстречу счастливое лицо, и они целуются.

— Браво, браво! — запоздало что-то поняв, хлопает в ладоши Ирма, старик растерянно улыбается доброй улыбкой.

Все оживлены, только старший техник-лейтенант безучастно смотрит перед собой, никак не реагируя на происходящее за столом.

— Ах, чего только на войне не бывает! — говорит разведчик.

— Все, конец, о войне больше ни звука! — обрывает его Ананьев и обращается к Зине. — Теперь будешь мне рожать ребятишек. Взвод автоматчиков, не меньше!

— И одну девочку. А как же! Санинструкторша ведь положена, — смеясь, говорит Зина.

— Согласен. Одну, но не больше. Тремя женщинами я не укомандую. Хотя бы с одной управиться.

— Вот ехала санинструкторшей, а приеду женой замкомполка. Чудеса! — счастливо хохочет Зина. — Вот подфартило!

— Не тебе одной подфартило. Победа! — говорит Ананьев и поднимает бокал. — А ну, еще раз за Победу!

Однако он не успевает выпить, как рядом вскакивает Ирма.

— Ахтунг! Айн момент!

Она бежит к двери, за ней, что-то вскрикнув и поставив на край стола рюмку, выбегает старик. Ананьев хмурится.

— Что такое? Чего они еще?

Но никто не знает, все настороженно ждут. И майор кивает Васюкову:

— А ну, глянь там!

Васюков, отодвинув стул, выходит в соседнюю комнату — кабинет архитектора. Откуда-то доносятся голоса Ирмы и старика. Васюков распахивает еще одну дверь. Сзади к нему подбегает шофер Воробей с фонариком, луч которого освещает незнакомого человека, остановившегося на ступеньках винтовой, круто уходящей вверх, лестницы. Его за руку тянет Ирма, старик что-то взволнованно говорит ей, по-видимому, возражая ее намерению.

Человек хмурится от яркого света и спускается на ступеньку ниже. В свете фонаря видны военные брюки, заправленные в короткие гетры, молодое, испуганное лицо, густая копна светлых волос рассыпалась на голове.

— Кто такой?

Что-то быстро приговаривая, Ирма тянет его за руку к выходу из комнаты, старик, замолчав, отступает в сторону, Васюков с Воробьем, все освещающим незнакомца, освобождают проход и идут следом. И Ирма вводит человека в зал.

— Майн гатте! — торжественно говорит она. — Никс, никс зольдат, никс официр — майн гатте. Пауль Шнаке!

— Муж?

Все напряженно вглядываются в незнакомца, на котором при тусклом свете свечей можно, однако, разглядеть немало примет недавнего еще военного. Но Ирма с такой доброжелательностью представляет его, что опасения русских постепенно рассеиваются.

— Ага! — говорит Ананьев. — Понятно! Драпанул, значит? Немец сдержанно осматривает собравшихся и вдруг говорит четко, но с сильным акцентом:

— Капитуляция!

— Во, молодец! Ну раз капитуляция — садись! Садись, черт с тобой. Значит, навоевался? Где воевал: пехота, танки? Авиация?