Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Ткачук: — Нагонит какая — сядем. Автобусов больше не будет. Так что пошли… В войну ходили и поболе. А до войны, бывало, эти двадцать за три часа. Скорым шагом. Ноги были молодые, крепкие.
Зыков уже перепрыгнул канаву, и они вдвоем шагают по шоссе.
— Вы не сердитесь на меня из-за Мороза. Ей-богу, я ничего о нем не слышал. И почему его имени раньше не было на обелиске? Ведь обелиск стоит уже тридцать лет.
Ткачук не спешит с ответом. Как бы про себя повторяет:
— Уже тридцать лет… — Потом, взглянув коротко на Зыкова, говорит: — Мороз был нашей болячкой. Столько лет
Больше никого не осталось… Я не выдержал борьбы. Отошел в сторону. А Миклашевич не сдался и добился, что имя Мороза появилось на обелиске. Правда, сам помер. А я вот живу. И ничего, земля не разверзается. Скажи, тебя никогда не мучила совесть за что-нибудь скверное?
Зыков несколько недоуменно и обескураженно пожимает плечами. Ткачук взглядом перехватывает этот жест.
— Ну, да. Вопрос, конечно, с моей стороны идиотский. Бестактный… Мороз — учитель. Когда-то тут вот вместе начинали. — Ткачук останавливается, оглядывается. — Сегодня это можно назвать сказкой. Так это было давно. Сказка… Как у Андерсена: крибле-крабле-бум. Вот, представь себе, что нет этой гладкой дороги, а есть булыжник. Вон та церковь не разрушена, а усадьба, в которой школа, ухожена да раскрашена как игрушка. Из нее не более месяца тому назад удрал знатный пан. В усадьбе Мороз открыл школу для крестьянских детей.
Зыков смотрит по сторонам. В сторону школы, которая осталась позади. Видит: все, как на ландринной картинке. Дети, опрятненько и чистенько одетые, чинно идут в школу, у входа которой их встречает отутюженный молодой улыбающийся учитель. Из большого современного динамика-колокола звучит бравурная музыка.
В эту картинку врывается голос Ткачука:
— Э-э, нет! Несколько иначе…
Ткачук снисходительно усмехается, повторяя:
— Несколько иначе… В тридцать девятом, сразу после воссоединения с западными областями Наркомат просвещения из Минска направил меня сюда, школы организовывать. Назначили в районо заведующим. Трудное было время. Учебников не хватало, инвентаря тоже. С учителями было туго до крайности. Мотаться по району приходилось круглые сутки. И вот тут жалоба поступает: в Сельце учитель не по программе учит, а как вздумается. Пришлось отправиться проверить. Хотя дел других было по горло.
По мере рассказа Ткачука появится то же шоссе, но с булыжником и выбоинами. Тот же пейзаж, но несколько измененный временем. На велосипеде едет молодой тридцатилетний Ткачук. Трясет его неимоверно.
Он подъезжает к знакомой уже развилке. Въезжает в аллею. Под колеса велосипеда бросаются две небольшие собачонкидворняжки и с громким лаем провожают его до самого школьного двора, на котором полно детворы. Огромное сломанное дерево. Его пилят, рубят и сносят дрова в сарайчик.
Ткачук слезает с велосипеда, хотя краем глаза следит за собачонками. А те уже сели перед ним и виляют хвостами.
Тем временем почти все побросали работу и смотрят на Ткачука.
— Добрый день, ребята! А где заведующий?
— А вот он. Алесь Иванович! — кричит мальчик лет двенадцати — Андрюша Смурный. — Тут вас спрашивают!
— Да! Я заведующий.
Из-за толстенного комля, который он пилил вместе с пятнадцатилетним
— Мороз, Алесь Иванович.
— Ткачук, Тимофей Титович. Заведующий районо.
— Рад видеть у себя начальство. По какому делу?
— Дело найдется. А вы что, уже и деревья спиливаете?
— Да, — усмехается Мороз. — Видите, на его несчастье, — он машет в сторону комля, — будет наше теплое счастье. Бурей свалило, не пропадать же добру.
— Подожди, Коля, — обращается он к Коле Бородичу, который пытается продолжать распилку комля, но безуспешно, так как пилу придавило в распиле. — Так пилу сломаешь — достанется нам от твоего бати.
— Извините, — это он Ткачуку. И Мороз быстро возвращается к дереву. Подхватывает пилу и продолжает работу.
Но и теперь не все идет ладно. Комель заедает пилу все больше. Заело. Мороз бросает пилу. Хочет приподнять комель, но тот не поддается. Ему на помощь подбегают ребята. Облепили бревно. Не поддается. Тогда и Ткачук не выдерживает, кладет велосипед на траву и тоже хватается за бревно…
Во дворе весело звучит:
— Раз-два, взяли! Раз-два, взяли!
Поддался. Коля Смурный подставляет в щель палку… Теперь пила свободно пилит комель. А за ее ручки держатся Мороз и Ткачук. Обоим волосы лезут в глаза. Оба разгоряченные, потные, довольные.
Чуть поодаль стоят ребята. Те, кому уже нечего делать. Пять пар глаз придирчиво наблюдают за работой старших.
Тихо переговариваются:
— Этот… из города… раньше сдаст.
— А если Алесь Иванович?..
— Не-е.
— У нашего-то… нога.
— Не-е.
— Дерево толстое. Сто лет пилить.
— Не-е.
Взрослые уже несколько раз взглядывали на стоящих и, кажется, поняли ответственный момент. Спины не распрямляют. Пилят. Мороз, тихо Ткачуку:
— Не боитесь потерять начальственный авторитет? Что дети скажут?
Ткачук, обливаясь потом, так же тихо:
— Не боюсь!.. Авторитет заработать надо… И дрова в школе будут!.. А то я ехал и думал: сейчас о дровах разговор пойдет…
А тут такое дело. И поработать не грех… — искоса посмотрел на оставшееся нераспиленное дерево. Потом на Мороза. Хитро и несчастно: — Учебники просить будешь?
— Буду!
— Зря! Не проси. Нету.
— Так чего же вы меня спрашиваете?
— А вдруг у тебя лишние есть?! Поделишься.
Мороз заразительно смеется, принимая шутку Ткачука:
— По одному учебнику на класс. И то из Минска привез.
Глазами поведя в сторону ребят, Ткачук тихо говорит Морозу:
— Смотри, как выстроились, черти. Ф-ф-y! И не бросишь.
Засмеют…
Мороз: — А мы вместе… Ну! Раз! Два! Три!
Они одновременно выпрямляют спины. Ребята разочарованно отступают. Мороз и Ткачук перемигиваются.
Толик, как бы подводя черту под спором ребят, произносит свое сакраментальное:
— Не-е…
— А что, живешь ты по-барски, — говорит Ткачук, входя в маленькую комнатку-боковушку Мороза, который живет здесь же при школе. — Ты смотри, даже кушетка панская.