Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
«В шесть тридцать атака, — склонившись над картой, периодически заглядывая в тетрадь с приказом, размышлял Волошин. — Почему в шесть тридцать? Только-только рассветает. Что не сделано за ночь, уже не сделаешь — некогда. И люди не отдохнут как следует. В шесть надо уже завтраком накормить. Ни доразведать, ни осмотреться… Нагорный с Дроздом что-то пропали… Тогда уж лучше бы в пять. Затемно…»
— Гунько приказал, — прервал его мысли начштаба, — сразу же доложить, как придете.
— Сна
Пока Чернорученко соединялся со штабом полка, Маркин спросил:
— Ну что, товарищ комбат, вернулись разведчики?
— С «Малой», что вы посылали, — вернулись. Не ясно что-то, послал снова доразведать. А от Нагорного ни слуху ни духу, и о высоте, выходит, мы ни черта не знаем!
В это время Чернорученко протянул ему трубку.
— Да, слушаю, — приглушенный расстоянием, послышался недовольный голос командира полка.
— Двадцатый «Березы» слушает, — сказал Волошин.
— А, Волошин! Ну как обстановка? Как подготовился? Все у вас готово?
— Что готово? — сказал Волошин, не скрывая своей досады. — Был у Иванова, «огурчиков» кот наплакал. Какая же поддержка будет?
— Будет, будет поддержка. Это не ваша забота. Об этом позаботятся кому надо.
— Это мне надо. Я атакую, а не кто другой. Потому и забочусь.
— Вот вы атакуете, вы себя и готовьте. Свое хозяйство готовьте. У вас все готово?
— Еще не вернулись разведчики. А на высоте «Малой» еще неизвестно кто: наши или немцы.
— Это на какой? За болотом? А там никого нет. Та высота не занята.
— А если все-таки занята?
— Да ну, ерунда, Волошин. Все вам черти снятся. Вчера мои разведчики вернулись — там пусто.
— Вчера! За ночь тот бугор можно трижды занять и трижды оставить. Товарищ десятый, я прошу разрешения перенести срок сабантуя на час раньше.
Наступила продолжительная пауза, потом Гунько спросил:
— Это почему?
— Ну раньше, понимаете? Пока не рассветет. Опять на той стороне провода замолчали.
— Нет, нельзя, — решительно сказал Гунько. — Действуйте по плану. План, понимаешь, уже утвержден. Наверху. Так что… По плану.
Волошин скрипнул зубами, но промолчал и, поскольку Гунько тоже неопределенно молчал, опустил клапан трубки и положил ее поперек телефона.
Маркин вопросительно уставился в недовольное лицо Волошина.
— План! Гляжу, завтра нахлебаешься из-за этого плана.
— Если уж план, то точка, — все поняв, со вздохом сказал Маркин. — Теперь Гунько от него ни на шаг…
— Ладно! — сказал Волошин больше себе, чем Маркину. — Вы отдыхайте, Маркин. До четырех ноль-ноль. В четыре я вас подниму, сам часик вздремну.
— Да, я сосну, — согласился
— И это, дайте мне вашу бритву, — попросил комбат. — Побриться надо.
Доставая из кирзовой сумки аккуратно завернутую в обрывок газеты бритву, мыльницу, маленькое, треснувшее посредине зеркальце. Маркин, грустно усмехнувшись, спросил:
— Это что, привычка у вас — бриться перед боем?
— Нет, — поняв намек, ответил Волошин. — И чистое белье тоже не надеваю.
Комбат стянул с плеч шинель, подвернул воротник гимнастерки, начал готовить бритвенный прибор.
— Просто терпеть не могу на подбородке щетину, и знаю, что завтра времени не будет. Сейчас самая тихая пора ночи, и, кроме немцев, вряд ли кто потревожит.
Натирая мыльной водой обветренный подбородок, Волошин услышал в траншее шаги, приглушенный разговор с часовым на НП, потом шаги притихли, от неумелых рук незнакомо зашевелилась палатка, и в землянку просунулось раскрасневшееся от ветра молодое лицо.
— Разрешите, товарищ капитан?
Маркин мстительно засмеялся, а Волошин сказал не очень гостеприимно:
— Да, пожалуйста.
— А лейтенанту Маркину смешно, — улыбчиво протянув руку Маркину, сказал комсорг.
— Да нет, просто перед этим комбат сказал… — снова засмеялся Маркин.
— Я уж добреюсь, извините, — через губу сказал Волошин. — Ну, что там в полку слыхать?
— А что в полку? Я во втором батальоне, у Паршина был. Вдруг звонок, Миненко: шагом марш к Волошину, утром сабантуй.
— Сабантуй, да, — скребя подбородок, ответил комбат. — Приказано взять высоту.
— Возьмем, раз приказано, — легко заверил комсорг.
— Гляжу, ты оптимист.
— А что ж! Что комсоргу остается? Задор, уверенность и оптимизм.
— Недурно. А Паршин что? Отсиживаться будет?
— Куда там! На совхоз наступает. Пополнение получил.
— Пополнение и я получил. Семьдесят семь человек.
— Ого! Так много!
— Все новенькие. Необстрелянные. Им бы недельку в обороне посидеть. Пообвыкнуть.
— Не получается в обороне.
— К тому же по-русски почти не понимают.
— Это хуже. Хорошо, я их понимаю. Переводчиком буду.
— А ты откуда?
— В Средней Азии жил, Самарканд, Бухара, Чарджоу.
— О, тогда спасибо майору Миненко.
Круглов вдруг поежился, повел плечами и дружелюбно сказал:
— А что это у вас печка затухла? Дрова вышли? Ну, тоже хозяева, в лесу сидят, а дров не имеют…
Прежде чем комбат с Маркиным успели что-либо ответить, комсорг поднял плащ-палатку и исчез в траншее. Последовала пауза.