Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
— Ну, эта… Бруно…
— Никакой там спирали не было. Вчера я весь день смотрел…
— Вчера не было. Натянули… Ну мы и вперлись. Ни туда ни сюда. Я взял, дотянул…
— Зачем? — взъярился Самохин. — Зачем ты тянул, голова два уха!
— Так а Дрозда как же? Его ж там ранило, — кивнул он в сторону лежащего на земле бойца.
Волошин, поморщившись в темноте, заметил, что там уже появилась маленькая фигурка Веры.
А Нагорный продолжал, оправдываясь:
— Туда
— А-а, они вас там загородили? Вот сволочи! — выругался Самохин.
— Мы, значит, до самой траншеи доползли, слышим, они гергечут… Вдруг и сзади как зашурудит что-то, да так сильно…
— Как это зашурудит?
— Ну, спираль на кольях растягивают. И запутали нас, как карасей в пруду. Ну, а тут его и ранило…
— А мины? — нетерпеливо спросил Самохин.
— Что? Там мин нету. Мы не нашли. Да и те, с проволокой, ходили так смело.
Волошин с облегчением вздохнул.
— Что, сильно ранен? — тихо спросил он бойцов, возившихся с раненым.
— Не поймешь, все в крови, — ответил кто-то из них. Вера молчала, как будто ее здесь вовсе и не было.
— Гранатой его, — отдышавшись сказал Нагорный. — Этот гад, фриц, услыхал и — гранатой. Как раз возле него разорвалась. Осколками… Думал, тоже спекусь… Едва вытащил…
— Молодец, не бросил, — поблагодарил его Волошин. — Старшина Грак!
— Я, товарищ комбат!
— Лично займитесь. Раненого быстро в санроту!
— Есть!
Стрельба все-таки постепенно утихала, постреливали лишь два пулемета с флангов, только ракеты с короткими промежутками все светили над склоном.
Бойцы постепенно разошлись по своим ячейкам. Раненого уже перевязали, и старшина Грак с двумя бойцами понесли его в тыл.
— Светят, — склонившись над бруствером, сказал лейтенант Круглов. — Опасаются новой вылазки.
Самохин о чем-то заговорил с Кругловым. Волошин на шаг отстранился от них и стал смотреть на высоту.
В траншейку прибежал младший лейтенант Ярошук. Разглядев здесь комбата, боком протиснулся к нему.
— Хотел рубануть давеча… А что? Они вон как лупят, а мы молчим.
— Не стоит, — тихо ответил комбат, все еще пребывая в раздумьях. — Поберегите прыть. Понадобится.
— Прыти-то хватит.
— И боеприпасы тоже… Вот что, Ярошук: к утру подтащите пулеметы поближе. Начнется бой, будете поддерживать огнем через болото. Вот тогда и покажете прыть.
— Есть. Я уже тут и позицию присмотрел.
— Вот и давайте.
— Хорош был боец Дрозд, — с сожалением сказал Самохин и погрозил в темноту. — Ну, а тому хрену я покажу! Покажу, как за чужие спины прятаться! Сачек чертов…
Волошин намеренно не среагировал
— Ну что ж, скоро завтрак, накормите бойцов. Черт возьми! — выругался он. — Теперь с «Малой» забота, кто там?.. Я к Кизевичу, — бросил он, уходя…
Как подобает дисциплинированному ординарцу, Гутман все время держался сзади, но вдруг несколько шагов пробежал и поравнялся с комбатом.
— Теперь Самохин покажет кузькину мать этому Кабакову. Через него ж Дрозд пострадал?
— Через него, да, — подтвердил Волошин.
— Я б его, эту гниду!.. Ух, ненавижу трусов!
— Да? А сам никогда не боялся?
— Я? Боялся, почему? Но чтоб за других прятаться!.. Этого за мной не было.
— Видишь ли, Гутман, все дело в том, что люди в жизни все разные, разными приходят на фронт. А тут вдруг ко всем одни требования, и, конечно, не все им соответствуют. Надобно время притереться, а времени-то и нет. Вот и получается… несоответствия.
— Ага! Кому-то как раз. А другим страдать? Нет, так я не согласен.
— Конечно, за других страдать — непорядок. Но приходится. Сама война — непорядок! На войне все приходится.
— Нет, я так не хочу. Мне так неинтересно. Так даже страшно.
— А как же ты хочешь?
— Я? Чтоб с музыкой! Чтоб поняли, гады!.. Может, отпустите меня в роту, а, товарищ комбат?
— Об этом потом, — сказал Волошин, подумав. — Вот возьмем высоту…
Сзади послышался глухой стук ног бегущего человека, и комбат остановился.
— Товарищ комбат!
— Да. Что такое?
— Товарищ комбат, — подбежал Прыгунов. — Командир полка срочно к телефону вызывает…
…На КП никто уже не спал, разведчиков ни одного не было. Чернорученко с обиженным видом продувал трубку, проверяя связь, и как только в землянку влез командир батальона, сообщил встревоженным голосом:
— Командир полка там ругаются.
— Понятно, будет ругаться, — спокойно сказал Волошин, и, не поворачиваясь к телефонисту, спросил Маркина, который перематывал на ногах портянки: — Как с завтраком? Узнавали?
— Завтрак готов. Прыгунов уже пошел.
— Прыгунов успеет. А роты оповестили?
— Роты уже знают.
— Надо скорее накормить роты. Пойдите и проследите, чтобы все в темпе. Без проволочки.
Как всегда, Маркин молча поднялся и вышел, а командир батальона опустился возле телефона.
— Вызывайте десятого.
Пока Чернорученко крутил ручку, Волошин почти с ненавистью смотрел на этот желтый аппарат в футляре.
«Когда надо, не ломается, черт», — думал он в эту минуту. Но Чернорученко уже передавал ему трубку.