Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
— Шебутной комсорг, — сказал Маркин, однако поежился в предчувствии тепла.
— А этот тип, — беззлобно выругался Волошин, — дрожит во сне, а что печка холодная, ему хоть бы хны! — и он, обтерев лицо полотенцем, швырнул его в ординарца. Тот только перевернулся на другой бок. — Вы не точны, Маркин, — продолжал Волошин. — Живой — да! Я его знаю давно, еще с тех пор, когда сам командовал седьмой ротой, а лейтенант Круглов был командиром взвода в полковой роте автоматчиков. Расторопный был автоматчик,
Снова послышались шаги, и Чернорученко распахнул палатку, пропуская Круглова с охапкой настылых ветвей.
— Вот, хоть погрею вас. А то замерзнете.
Он начал с хрустом ломать ветки, заталкивать их в узкую топку печи. Чернорученко помогал ему, о чем-то тихо переговариваясь с понравившимся ему человеком.
Волошин, приведя себя в порядок, вынул из кобуры свой пистолет системы ТТ и стал разбирать его.
Комсорг сдвинул на затылок шапку, и, встав на колени, откинулся от печки.
— Люблю огонь! — как-то по-мальчишески сказал он.
Потом посмотрел на свои часы и, взмахнув руками, воскликнул:
— Ого, уже три! Пойду в роту.
— В какую пойдешь?
— Какая прямо под высотой? Самохина?
— Самохина, — сказал, подумав Волошин. — Но я бы посоветовал сходить в восьмую. Муратов там захандрил что-то.
— Это почему?
— Так. Ерунда. Но надо бы подбодрить.
— Хорошо, пойду к Муратову. Старый знакомый все-таки. Вместе в полк прибыли. А потом к Самохину заскочу.
Но не успел Круглов откинуть палатку у входа, как ночная тишина взорвалась обвальным огневым треском и гулом, осветилась взлетевшими ракетами.
В землянке проснулись все разом, ошеломленные тем, что происходило снаружи. Волошин стремительно выскочил из землянки, за ним Маркин, ординарец, Чернорученко…
Гул и треск не спадал… По всему поднебесью, сверкая, неслись, перекрещиваясь и обгоняя друг друга, десятки огненных трас, над высотой то и дело взмывали в небо ракеты, синим дрожащим светом заливая переходящий в болото склон высоты. Там же, слышно было, грохнуло несколько гранатных взрывов, и над болотом, батальонной цепью и пригорком густо неслись, сходясь и рассыпаясь в черной темени неба, огненные нити трасс.
— Черт! Скорее всего, разведчики напоролись!
Волошин бросил подошедшему к нему Маркину:
«Докладывай в полк», а сам, крикнув Гутмана, пустился по траншее в поле. Круглов за ним. Спотыкаясь и оступаясь на неровностях поля, они бежали в дрожаще-подсвеченной темноте навстречу грохоту вниз, к цепи седьмой роты.
— Вот так, Круглов, — на ходу говорил Волошин. — Теперь придется выручать разведчиков… если только еще можно их выручить. Если оба они не распластались на склоне…
— Может, еще все обойдется! —
Гутман, торопливо застегиваясь и подпоясываясь, молча бежал следом, озабоченно поглядывая на высоту. Упал, выругался и, пригнувшись, догнал комбата;
— Взбесились они там, что ли?
Волошин не ответил. Чуть замедлив свой бег, он начал примечать опытным взглядом все высверки пулеметных трасс, которые он умел отличать среди множества других автоматических выстрелов.
— Много!.. Не ждал я такого!.. — озабоченно разговаривал сам с собой Волошин, не замечая, что говорит громко.
— Что ты сказал? — спросил Круглов, думая, что комбат говорит ему.
— Говорю, пулеметных точек не меньше шести!.. А значит, их больше… Всю систему они не откроют, конечно…
…Седьмая рота была вся на ногах, никто уже не спал, бойцы, высовываясь из темных окопчиков, тревожно смотрели на беснующуюся огнем высоту, ждали, что последует дальше.
Комбат взял в сторону, сгибаясь, пробежал к знакомой блиндажной траншейке, в которой уже жалось несколько человек и слышался голос Самохина:
— Не лезь, не лезь, не высовывайся! Жить надоело?! Волошин с ходу спрыгнул в траншею, кто-то посторонился, давая место комбату с Кругловым, следом влез Гутман, и Самохин сообщил озабоченно:
— Видите, что делается? Наверно, Нагорный…
— Еще не вернулся?
— Нет.
— Немедленно десять человек через болото на выручку. Немедленно!
— Есть! — бросил командир роты. — Гамзюк! Гамзюк, бери первый взвод и вниз!
Подсвеченный ракетными отблесками, Гамзюк выскочил из траншеи, пригнувшись, добежал вдоль цели.
Несколько человек нерешительно выбрались из свои окопчиков и, пригнувшись, сбежали к болоту, а навстречу ему летели трассирующие из пары пулеметов, слепо строчащих по кустарнику.
— А вон, гляньте! — кто-то обрадованно воскликнул из траншеи. — Это не Нагорный?
В кустарнике ощущалось какое-то движение. Наверное, это заметили уже и бойцы Гамзюка. Минуту спустя несколько бойцов уже повернули обратно, одна тесная группка их свернула к траншейке, и, дойдя до нее, осторожно положила наземь неподвижное тело.
— Нагорный? Что случилось? — встревоженно спросил Самохин тяжело опустившегося на бруствер старшину.
— Счас, счас, товарищ лейтенант…
Нагорный совершенно выбился из сил. Трудно дыша, он распахнул на себе шинель, скинул шапку и долго еще не мог вымолвить ни слова.
— Счас… Значит, так… Ранили вот его… Дрозда…
— Где ранили? — спросил Волошин.
— Там, возле траншеи. Мы доползли… А как добежали… Сперва поползли, а там эта… Спираль…
— Какая спираль? — удивился командир роты.