Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Они лезут дальше. Подъем делается все круче. Занятая перебранкой с немцами, Джулия несколько отстает. Он опускается на склон, вытянув больную ногу. Джулия опять тревожно бросается к нему.
— Иванио, нуга? Он не отвечает.
— Иванио, нуга, да?
Он молча встает, бросает взгляд вперед — там еще более крутой сыпучий обрыв. Лицо Джулии болезненно передергивается.
— Иванио, морто будэм? Нон Терешки. Аллес нон.
— Давай быстрей! Быстрей! — строго прикрикивает он и сворачивает в непролазную чашу стланика.
Они лезут стлаником.
В горах катится гулкое эхо.
Эсэсман юркает обратно, из-за обрыва трещит длинная автоматная очередь, однако какое-то время оттуда никто не появляется. Затем вылезает шаткая полосатая фигура. Джулия вскрикивает:
— Иванио, гефтлинг.
Широко расставляя ноги, сумасшедший взбирается на обрыв и, шатаясь, кричит противным сорванным голосом:
— Руссэ! Руссэ! Хальт! Ворум ду гэйст вэг! Зи волен брот габэн! [19]
— Цурюк! — кричит Иван. — Шиссен!
Сумасшедший испуганно пригибается и падает. Там — слышно — на него кричат немцы. Через минуту они все, сколько их там было, высыпают из-за обрыва.
Иван падает на колено, прислоняет ствол пистолета к шаткой ветке стланика и стреляет раз и второй. К нему испуганно подскакивает Джулия.
— Иван, нон патрон аллее! Нон аллее!
Он успокаивающе касается ее худенького плеча. Несколько секунд они, пригнувшись, на четвереньках лезут по стланику, потом во весь рост бросаются вверх к седловинке.
19
Русский! Русский! Стой! Почему ты убегаешь? Они хотят дать тебе хлеба! (нем.)
Падая, оступаясь, цепляясь за стланик, они добегают наконец до седловинки и почти катятся с другого ее склона.
Поднявшись на ноги, Иван оглядывается. Перед ним лежит пологий склон, сбоку высочезный утес. Впереди их ожидает небольшая горная складка. Тут довольно высоко — там и сям, раскиданные над горами, плывут белые, как овечьи отары, облака, выше сплошная завеса туч закрывает снежные вершины.
Он оглядывается. Джулия сзади стоит на коленях, и губы ее почти беззвучно шепчут какие-то слова.
— Ты что? Быстрей! — торопит он. Она вскакивает и догоняет его.
— Санта Мария поможет. Я просиль очен очень, — говорит она, подбегая. Он удивляется.
— Брось! Кто поможет…
Они наискосок бегут в лощину. Немцев в седловине еще нет. Иван сильно хромает. Джулия временами опережает его и часто оглядывается. То, что им удалось оторваться от немцев, наполняет девушку неудержимым азартом.
— Иванио! Ми будет жит! Жит, Иванио! Я очен хотел жит! Браво вита!
Иван молча на бегу хмурится, понимая, что рано еще радоваться. Он беспрестанно оглядывается на седловинку и сразу замечает, как там появляется первый эсэсман.
Высокий, в подтянутых бриджах и расстегнутом мундире, он тяжело выбирается из-за обрыва. Нет, стрелять
Джулия на бегу начинает тормошить Ивана за рукав.
— Иванио, Иванио, смотрит! Он блягородни тэдэско! Он пустиль нас! Пустиль! Смотри!
Хромая и оглядываясь, Иван хмурится еще больше, он не может понять этот поступок немца. Вскоре в седловинке появляются и остальные эсэсманы, все они останавливаются. Кто-то из них, замахав автоматом, кричит вдогон:
— Шнеллер! Шнеллер! Ляуф шнеллер! [20]
— Иванио, тэдэски пускай нас! — с вдруг разгоревшейся радостью лепечет Джулия. — Ми жит! Ми будэт жит!..
Иван молчит. На его лице почти что растерянность. Почему немцы прекратили преследование?
«Что за напасть, что они хотят?» — думал Иван. Все это действительно казалось ему странным. Но он был уверен, что это неспроста, что немцы не от доброты своей прекратили погоню, что готовят они нечто еще худшее.
20
Быстрей! Быстрей! Удирай быстрей! (нем.)
Но что?
Они добегают до самого низа лощины, продираются через колючие заросли рододендрона и ослабело плетутся на невысокий пологий взлобок.
Джулия, казалось, на седьмом небе от радости, она то опережает Ивана, то возвращается к нему, то и дело оглядываясь на седловину с немцами. Радость ее все увеличивается по мере того, как они отдаляются от седловины. Однако его хмурый вид наконец встревоживает и ее.
— Иванио, почему фурьёзо? Нуга, да? Нуга? — обеспокоенно спрашивает она.
— Не нога…
— Почему? Ми будет жить, Иванио… Ми убегаль…
Не отвечая ей, он пристально вглядывается вперед и живее ковыляет на взлобок. Тревога все больше охватывает его — взгляд его устремлен вдаль. Джулия взбегает на взлобок и тут также о чем-то догадывается. Оба они замедляют шаг.
Горы впереди расступаются, поперек пути беглецов необъятным простором синеет воздух — внизу лежит мрачное ущелье, из которого, клубясь, ползет к небу туман.
С вдруг похолодевшими сердцами они молча добегают до обрыва и отшатываются — склон круто падает в затуманенную бездну, в которой кое-где сереют пятна нерастаявшего зимнего снега.
Джулия со стоном падает на камни.
Джулия лежит в пяти шагах от обрыва и плачет. Иван сидит рядом, опершись руками на замшелые камни. Дальше податься некуда, пришел конец.
Казалось, все уже кончено, и он не успокаивал ее, не утешал — он не находил для этого слов.
Из пропасти несет зябкой промозглой сыростью, вокруг в скалах, словно в гигантских трубах, воет, гудит ветер.
Немцы сидят в седловине, чего-то ждут. Развлекаясь, они тычут сигаретами в сумасшедшего, тот вьюном вертится между ними и они довольно ржут, издеваясь.