Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Разрывы легли в цепи бойцов. Двое из тех, что бежали впереди лейтенанта, упали и суконными комками шинелей застыли на стерне. А оставшийся среди них пулеметчик Иван вдруг остановился, выронил пулемет, обхватил лицо руками и с криком бросился назад.
— Вперед! — крикнул лейтенант, но в это время колючие клубки разрывов взметнулись перед ним. Климченко упал. Над головой пели пули. А перед лицом лейтенанта, в траве, бегали муравьи. Двое из них, не поделив какое-то зернышко и ухватившись за него, тянули каждый в свою сторону.
Сквозь не осевшую от разрывов пыль он увидел, как в траншее напротив засуетились зеленые каски. Немцы убегали. Климченко, вскинув пулемет, выстрелил три раза. И сразу же откуда-то из-за спины его полетела в траншею граната и глухо там лопнула.
Лейтенант оглянулся.
Шагах в десяти Костя стрелял из автомата.
К нему бежали наши бойцы. И здесь опять пронесся стук крупнокалиберного пулемета. И солдаты попадали на стерню.
— Вперед, — крикнул Климченко Косте и, когда тот начал подниматься, то лейтенант рывком вскинул свое тело с земли, преодолел последние метры, отделявшие его от траншеи, взлетел на бугорчатый, усыпанный гильзами бруствер, выстрелил в загадочный зев траншеи и сразу же сунулся в нее сам.
И тут же он натолкнулся на фигуру в каске, казалось, без лица, с одной только худой кадыкастой шеей. Климченко выстрелил и на мгновение увидал недоуменные глаза падающего немца. Впереди была пустая траншея. В этот момент сзади, наверху разорвалась граната и тут же возник стон:
— Братцы! Братцы! Бра…
Лейтенант резко повернулся на этот крик, как вдруг навстречу ему брызнуло землей и, падая на спину, лейтенант увидел падающее к нему в траншею лицо Кости с помутневшими, неживыми глазами.
Костя упал прямо под ноги Климченко. На спине его дымился разорванный вещмешок, из которого вывалились галеты и банка мясной тушенки, пробитая осколком гранаты.
Лейтенант поднял голову и увидел вверху, на фоне неба, там, где только что был Костя, молодого в расстегнутом мундире с безумными глазами немца. Он вдруг улыбнулся и опустил автомат. Перед лицом Климченко мелькнул сапог и приклад немецкой винтовки. И наступила темнота.
Климченко с усилием открыл глаза, приподнял голову и увидел…
Прямо перед собой чью-то согнутую спину.
Хлястик с оловянной пуговицей и черный кожаный ремень под ним. Вторая пуговица была оторвана, а вместо нее осталось проволочное, залепленное землей ушко.
Ниже хлястика — сумка.
А под мышками этого человека — ноги лейтенанта. Так нелепо впрягшись, немец тащил Климченко по траншее.
Лейтенант рванулся, пытаясь высвободить ноги. Немец сразу же остановился, оглянулся: на его густо заросшем щетиной немолодом лице отразилось переходящее в испуг удивление: нижняя губа его оторвалась от верхней и на ней, наискось прилепясь, дымил желтый окурок сигареты.
— Майн гот! — сказал немец и, встретившись взглядом
Немец потянул курок автомата.
Вверху над ними плыли тучи, и стебли бурьяна на бровке часто-часто мельтешили от ветра. И здесь лейтенант услышал немецкую речь.
Солдат опустил автомат.
Через плечо лейтенанта переступил испачканный землей сапог, щеки Климченко коснулась пола шинели.
Немцы о чем-то говорили. Они расплывались в глазах лейтенанта, словно тени в неспокойной воде. Но вот солдат, склонившись над ним, сказал:
— Вставайт, рус! Вставайт!
Ответа не последовало, и тогда солдат подхватил его, поставил на ноги и толкнул в спину.
Его вели по траншее, которая напоминала о только что закончившемся бое. Развороченная снарядами… трупы… носилки… раненые… солдат выкрикивал в телефон одно и то же слово.
Климченко поднял голову. В небе пел жаворонок.
Лейтенант шел по неглубокой, в пояс, траншее, тяжело переставляя ноги. Впереди его шел офицер, сзади — солдат с автоматом.
Климченко замедлил шаг и взялся обеими руками за голову. Остановился. «Шнель!» — толкнул его в спину солдат.
Мимо них проходили шестеро солдат-связистов, обвешанных катушками с кабелем, сумками и оружием.
Они уступили офицеру дорогу и, минуя пленного, разглядывали его настороженно враждебными взглядами.
Они шли по дороге. В неглубоком, но широком овражке, возле мостика с высохшим ручьем, стояло несколько беспорядочно расставленных, крытых брезентом машин. Машины, видимо, находились тут давно, земля возле них была вытоптана и густо залита маслом. Рядом валялось несколько бочек, и солдат в комбинезоне, откинув в сторону руку, нес к машине канистру.
Два других, наклонив бочку, наливали в ведро бензин. Офицер спросил что-то у солдата с канистрой. Тот поставил ее, вытянулся и ответил.
Климченко, конвоир и офицер направились туда, где под обрывом землянки чернели двери.
Офицер прошел вперед, открыл выкрашенные под дуб, видно, снятые в каком-то доме двери с крохотным, врезанным в верхней филенке окошком и зашел в землянку. Следом, подталкиваемый конвоиром, вошел Климченко, и дверь, скрипнув, захлопнулась.
Он ступил на шаткие, наспех настеленные доски пола и в лицо ему ударил жаркий свет накаленной железной печки, которая стояла тут же, справа, у входа.