Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Левчук вздрогнул, придвинулся ближе к щели.
— Эй, слышь? Пора сдаваться, пока не поджарили. Или ты уже того — загибаешься?
Грибоед, не отрываясь от щели, сказал:
— Гэ, то ж той, што перабег да немцев. Кудрауцау той.
— Кудрявцев?
— Ну. Што вясной боты у Гусака украл. Той, немецкий агент.
Вунь за паветкай… За саломай вунь вытыркается…
— А ну, дай…
Левчук взял у ездового винтовку и, тщательно прицелясь, выстрелил. Потом выстрелил
— Достреляешься, падла! — прозвучало в ответ. — Подвесим за челюсть. На телеграфном столбе подохнешь.
— А хо-хо ты не хочешь, подлец! — в ответ крикнул Левчук.
— Брось дурить, кретин! Высылай из сарая радистку и поднимай руки. Жить будешь!
— Я и так буду жить! А вот ты в веревке подохнешь, продажный пес!
— Ну, пеняй на себя. Огонь!!
Опять дружно и часто загрохотали выстрелы, пули со злым треском дырявили стены, крышу, мусором и пылью осыпая земляной пол.
Так продолжалось четверть часа, если не больше, и Левчук испугался, что они пойдут со стороны осети. По лестнице он бросился наверх, упал возле дыры во фронтоне и выглянул сверху на рожь.
Два немца во ржи, пригнувшись, пробирались к току, и он, злорадно ухмыльнувшись, взвел затвор. Тщательно прицелясь, он хлестнул одиночным выстрелом, немец нелепо, будто удивившись, выпрямился, повернулся на каблуках и рухнул боком в рожь, другой бросился к ольшанику. Левчук торопливо выстрелил по нему, но промазал.
Как только первая пуля ударила по засыпке осети, он скатился на ток и растянулся под стеной возле Клавы. От повети еще раза два хлестнули выстрелы, а потом почему-то все стихло, и в этой тишине снова раздался знакомый голос Кудрявцева:
— Эй ты! Живой еще? Хватит швыряться пульками. Давай радисточку и катись к чертовой матери! Слышь?
В току все молчали, Грибоед напряженно глядел на Левчука. Клава положила на солому младенца и заплакала.
— О боже! Ой, что же мне делать?.. О боже!
И тогда Левчук, лежа за камнями фундамента, громко закричал в щель:
— Эй ты! Иди возьми радистку! Ну! Иди, подлюга!..
И, вскинув автомат, пальнул сквозь стену — всего один раз, больше он не мог позволить себе, надо было беречь патроны.
— Ну, падла! — донеслось от повети. — Тогда держись!
Сейчас мы тебя, как кабана, зажарим в соломе!..
Трое осажденных напряженно молчали, пристально наблюдая сквозь щели.
— Грибоед, смотри! — сказал Левчук. — Будут подползать — бей!
Но шло время, а к току никто не полз, и было тихо. Потом раздался выстрел, и пуля, сверкнув под крышей, пронизала навылет солому. Потом грохнуло еще раз, хотя трассы и не было видно. Но когда выстрелили в третий paз,
Они начали обстрел зажигательными.
После четырех или пяти выстрелов в току потянуло дымом, это загорелась крыша. Клава испуганно обернулась и закричала, будто от боли:
— Левчук, Левчук!
— Тихо!
Крыша над их головами занялась дымным пламенем, в соломе быстро прогорала дыра, в току стало дымно и жарко, посыпались искры и головешки от стропил. Грибоед ползком подался поближе к двери, туда же с младенцем на руках переползла Клава.
— Клава, в осеть! — скомандовал Левчук.
Клава перевалилась через порог и прикрыла за собой дверь осети. В току остались Левчук с Грибоедом, они молча лежали возле порога, ожидая, что будет дальше.
Перегорев в связке, в конце тока, обдав их роем искр, рухнула пара стропил. Левчук сапогом оттолкнул от себя упавшую с огнем головню.
— Oх ты, холера! — прохрипел Грибоед. — Муси зараз згорим!
Было жарко, и они едва не задыхались от дыма.
— Грибоед! — вдруг что-то сообразив, подал голос Левчук. — Грибоед, а ну, двинь дверью.
Грибоед винтовкой толкнул половинку двери, и та приоткрылась. Сразу же от повети грохнули два выстрела, две пули выбили по большой дыре в тонких досках двери.
— Халера на их!..
Уже пылала почти вся соломенная крыша тока, пол густо засыпало пеплом, гарью и огненным мусором горящей соломы. Грибоед прикрылся полосатой дерюжиной с постели, дым выедал им глаза.
Вдруг дверь в осеть растворилась и на пороге, заходясь в кашле, появилась Клава.
— Я не могу!.. Не могу больше! Левчук! Я выйду… Сберегите малого…
— Молчи! — крикнул Левчук. — Я тебе выйду! А ну, ползи сюда…
Она подползла к двери и легла рядом, а он стволом автомата толкнул простреленную половинку дверей. Опять трахнул выстрел, и пуля расколола дверную раму. Чтобы дверь не закрылась, Левчук крикнул Грибоеду: «Держи!», а сам подался к Клаве.
— Ну, давай! Сразу за малинник и в рожь! Быстро!
Она прижала к себе малого и минуту непонимающе глядела на Левчука. И тогда Левчук, испугавшись, что они скоро сгорят тут живьем, толкнул ее к двери.
Он ожидал выстрела, но с выстрелом те замешкались, Клава успела боком выскользнуть в дверь, за малинник, когда первая пуля ударила по косяку, потом раздалось несколько выстрелов подряд.
— Ах, холеры! — давясь от дыма, просипел Грибоед. — Забьют же! Левчук, ты давай! А я тут уже…
Что-то поняв, Левчук бросился по лестнице на осеть и растянулся возле знакомой дыры в конце тока.