По Острию Бритвы

Хейс Роберт

Веревка была редкостью в Яме. Не потому, что ее нельзя было найти, она была повсюду — от ведер до тележек и лифтов. Она была редкостью, потому что использовалась вся веревка, которую доставляли в Яму. Деко был головорезом и управлял Ямой, как криминальной империей, но у него были люди, которые следили за каждым поступающим ресурсом, и такие вещи, как веревка, распределялись экономно. Это не значит, что такие струпья, как я, ничего не могли найти. Нужно было просто знать, где искать.

Я знала человека, за которым охотилась, и примерно представляла, где он может быть. Лепольд был высоким, долговязым струпом, у которого была странная привычка

брать потертую старую веревку, разматывать ее и затем снова заплетать. Я думаю, что он каким-то образом находил это отупляющее скучное занятие забавным или расслабляющим. В Яме не было недостатка в безумцах. Он повсюду носил с собой несколько отрезков и использовал их в качестве ставок в особо ценных азартных играх. Я была уверена, что смогу победить Лепольда в большинстве игр, в которые он любил играть, но я была менее уверена в том, что у меня есть что-то достаточно ценное, чтобы побудить его рискнуть своей драгоценной веревкой.

Учитывая мою растущую дурную славу среди струпьев, я, вероятно, могла бы опередить людей, ожидавших возможности сесть за стол. Куда бы я ни пошла, я привлекала пристальные взгляды и перешептывания, и каждый раз, когда Деко вызывал меня, слухи росли. Думаю, шрамы и заживающие раны тоже помогали. Я была совершенно уверена, что выгляжу как злобная и дикая скалистая кошка. И все же я ждала своей очереди и наблюдала за ходом игры, изучая Лепольда и других игроков, слушая их разговоры.

Когда на столе освободилось место, я забралась на табурет и улыбнулась остальным. У меня была определенная репутация как за игровыми столами, так и за их пределами, так что двое игроков рассмеялись и убрали свои ставки, когда я села. К счастью, Лепольд не был одним из них.

Он уважительно кивнул мне, и я ответила тем же. «Я надеялась получить шанс выиграть веревку», — быстро сказала я, прежде чем кто-либо успел определиться со ставками.

— Надеюсь, не в обмен на тебя, — ответил долговязый плетельщик веревок. — Я бы хотел выиграть что-нибудь равноценное.

Я сунула руку в карман, вытащила маленькую коробочку и положила ее на стол.

— Табакерка? — спросил Лепольд. — При всем уважении…

— В ней нет гребаного табака, — сказала я с понимающей улыбкой, после чего между нами повисло молчание.

— Хм, тогда что в ней? — спросил Леопольд.

Я постучала по крышке коробки:

— Тебе придется выиграть ее, чтобы узнать.

Я заметила, как двое других игроков посмотрели на Лепольда, и увидела, как тот прикусил губу. Из игр, за которыми я наблюдала, я поняла, что ему всегда нравилось смотреть на ставки других игроков, даже после того, как он выходил из игры. Он был любопытен по натуре, и я собиралась заставить его повеситься на этом любопытстве. Через несколько мгновений он вытащил из-за пояса моток веревки и положил его на стол. Не самый длинный кусок, примерно в рост Хардта, но этого было бы достаточно, чтобы у нас все получилось. Двое других игроков сделали свои ставки. Я должна признаться, что стала бы богатой женщиной, если бы выиграла игру. Ну, богатой по стандартам Ямы, то есть чертовой нищей в любом другом месте.

— Не возражаете, если я сыграю? — Джозеф проскользнул на последнее оставшееся место. Я едва сдержалась, чтобы не выругаться. Голос в моей голове предупредил меня, что он попытается разрушить все мои планы, и в то время это казалось правдой.

— Я, черт возьми, против, — прорычала я.

— Любой может присоединиться, если у него есть ставка, — ответил Лепольд, и это было правдой. Правила игры за игровыми столами не допускали личной вражды.

Джозеф вытащил из своих лохмотьев полбуханки черного хлеба. Это вызвало несколько удивленных возгласов и

множество голодных взглядов. Хлеб выглядел таким свежим, какого мы не видели уже много месяцев, а черный хлеб в Яме был редкостью, примерно, как золото в темноте. Я знала, что не я одна спросила себя, откуда у него хлеб. Я могла бы спросить его. Я хотела спросить его. Я хотела знать, чем он занимался в течение последнего месяца.

Очевидно, он получил его от управляющего. Плата за все твои секреты.

— Я бы сказал, что этого достаточно, — сказал Лепольд, облизывая губы при виде хлеба. Остальные игроки, похоже, согласились. — Игрок с самой высокой ставкой выбирает игру.

Джозеф посмотрел на меня, и я поняла, что, черт возьми, он собирается сказать. У меня уже тряслись поджилки, когда он это сказал:

— Доверие.

Для меня это был новый опыт. До этого дня я играла в Доверие только с Хардтом и Изеном за столом. Они знали меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я гораздо более коварна, чем любой бросок костей. Эта группа игроков отличалась от них. Они играли по-другому. И они меня не знали. Джозеф, с другой стороны, пытался загладить свою вину. Мы оба знали, что он на моей стороне, и каждый раз, когда мы играли друг против друга, он выбирал дружбу. В первый раз я выиграла у него кость. Во второй раз мы оба решили пожать друг другу руки, хотя я и возмутилась такой фальшивой любезностью.

Другие игроки по одному выбывали из игры. Я бываю безжалостна там, где это необходимо, и, одновременно, непредсказуема. Не раз я проигрывала, чтобы запутать своих противников. В Доверии всегда есть искушение выбрать предательство, чтобы оставить судьбу на произвол броска костей. Такие игроки обычно проигрывают быстро и с большим треском, уступая более сообразительным соперникам, которые готовы переждать агрессию. Впервые я была одним из самых сообразительных. Джозеф тоже играл по-умному. Он уже дружил с парой других игроков и использовал эту дружбу к своему преимуществу.

Лепольд вышел из игры последним, проиграв свою последнюю кость Джозефу одним броском. К этому моменту у Джозефа тоже оставалась последняя кость, и он был более чем счастлив вывести обладателя веревки из игры. У меня самой оставалась всего одна кость, но Доверие меняется, когда остаются только два игрока. Больше не имеет значения, сколько костей набрал игрок. Когда участвуют два игрока, всегда разыгрывается только один раунд.

Остальные игроки не выходили из-за стола. Они были не настолько глупы, чтобы отказываться от своих ставок, уходя из-за стола. Если мы с Джозефом выберем предательство, игра перезапустится, и все смогут играть снова. Если мы оба выберем дружбу, то разделим ставки, и веревка была единственным, что меня действительно волновало. Хотя буханка хлеба, поставленная Джозефом, была соблазнительной.

Я посмотрела на Джозефа через стол, и он улыбнулся мне в ответ. Я ненавидела эту улыбку почти так же сильно, как и скучала по ней. Тогда я поняла, что он выберет дружбу. Его не волновали ставки, он просто хотел, чтобы мы снова стали друзьями. Стали бы такими, какими были.

Ты играешь не против Джозефа. Ты играешь против управляющего. Он пытается отнять у тебя это. Он хочет, чтобы ты потерпела неудачу, потому что тогда у тебя не будет другого выбора, кроме как приползти обратно к управляющему и умолять терреланцев позволить тебе стать одной из них.