По Острию Бритвы
Шрифт:
— Я знаю, кто ты, — ровным голосом произнес Йорин. Одно воспоминание о голосе этого человека приводит меня в такую ярость, что мне хочется сжечь мир дотла. — У меня нет ни малейшего желания иметь дело с одним из домашних животных Деко. — Вот так я была отвергнута.
Йорин не копал. Он не подчинялся правилам и законам Деко. Он проводил свои дни либо сражаясь на арене, либо бродя по Яме. Я думаю, что, возможно, Йорин мог бы оспорить у Деко контроль и победить, но он не хотел подчинять себе бригадиров или струпьев. Йорин хотел только одного — сражаться и убивать. Однажды он сказал мне об этом, пытаясь
Я обрушила на Йорина всю ярость своего ледяного взгляда. Было самонадеянностью думать, что это может напугать его так же, как бригадира. Я едва заметила приближение удара. Вспышка боли пронзила мою щеку вдоль все еще заживающего шрама, и я оказалась на четвереньках, сплевывая кровь на камень подо мной. Струпья начали собираться, чтобы посмотреть. У меня была репутация, и многие меня даже любили, но никто не собирался заступаться за меня против Йорина. Кроме того, обитателям Ямы мало что нравилось больше, чем наблюдать за сражениями людей.
Когда пятна перед глазами исчезли, я поднялась на ноги и увидела, что Йорин все еще стоит там, наблюдая за мной. Думаю, ему было интересно. Я бы на его месте тоже заинтересовалась. Йорин был бойцом. Лучшим из всех, кого я когда-либо видела, и вот я, молодая девушка с огнем гнева в глазах, обращаюсь с ним так же неуважительно, как и он со мной. В наши дни, если бы кто-то подошел ко мне подобным образом, я бы выслушала его, просто чтобы посмотреть, что он скажет. Потом я поставила бы его на место, которое он заслужил: на колени или в грязь. Теперь я понимаю, насколько тонкой была грань, по которой я шла.
— Сегодня ты сражаешься с Изеном Фэллоу. — Даже для моих собственных ушей мой голос звучал как отвратительное шипение, а мне всегда нравился звук моего голоса.
— Один мертвый струп ничем не хуже другого, — сказал Йорин, пожав плечами. Я поняла, что он имел в виду. Это не было заговором с целью помешать моему побегу. Ни Деко, ни управляющий, ни Джозеф не пытались убить Изена. Это была чистая случайность, невезение, что Йорин был выбран для сражения с Изеном так близко к нашей попытке к бегству. При этом осознании огонь во мне угас, но вместо этого появилась некоторая ясность.
— Не убивай его, — сказала я. Я не могла остановить бой. Ни один из них не мог передумать и отступить, правила это запрещали. Но проигравший не должен был умирать. Йорину не обязательно было убивать.
— Уходи. — Йорин снова опустился на скамейку позади себя, сделал глубокий вдох и выдохнул.
Я не могла оставить все как есть. Я не могла позволить Изену умереть. Я не могла позволить Йорину его убить. Моя страсть к младшему из двух братьев переросла в нечто такое, без чего, как мне казалось, я не смогу жить. В самые сокровенные моменты я мечтала об Изене, думала о том, как мы соприкасаемся кожей, как наше горячее дыхание щекочет друг друга. В свою защиту скажу, что я была все еще молода и наивна. Ближе всего к сексуальному контакту я была, когда читала книги. Я считала себя романтичной, сражаясь за жизнь мужчины, которого любила. Я была отчаявшейся маленькой девочкой, цеплявшейся за идею о чем-то, чего даже не понимала. Отчаявшейся, но в то
— Чего ты, черт возьми, хочешь? — спросила я с ноткой отчаяния в голосе. Я осмелилась подойти на шаг ближе, чтобы другие струпья не услышали. — За его жизнь. У меня есть еда, полбуханки хлеба. Перевязки. Бинты, бальзам, игральные кости… — Я скопила целое состояние, по крайней мере, там, в Яме — на солнце все это было почти бесполезно. Безделушки, по большей части.
Взгляд Йорина метнулся ко мне, затем вниз и снова вверх.
— У тебя нет ничего, чего бы я хотел, — сказал он ровным голосом. — Мне ничего не нужно. В этом аду меня ждет только смерть и копание, но я не буду копать. Я убиваю, потому что могу. Потому что в круге камня и крови я снова свободен. Вот так. Уходи.
— Свобода? — спросила я, цепляясь за единственное, что могла предложить. — Ты хочешь быть свободным?
Йорин не ответил. Он был угрюм, как зверь в клетке, который помнит, каково это — быть диким. Я слишком хорошо знала это чувство. Йорин хотел быть свободным, но потерял надежду на это. На арене он обрел свободу иного рода. Я думаю, что потребность убивать была чем-то другим. Я думаю, что это было связано с властью. Потребность чувствовать себя могущественным, держа в своих руках жизнь другого человека и уничтожая ее. Мне всегда было интересно, что чувствовал Йорин в те моменты, когда забирал чью-то жизнь. Более того, мне всегда было интересно, что он чувствовал потом. Испытывал ли он такое же отвращение и сожаление, как и я? Или для него все это было пустяком?
— Я могу вытащить тебя. — Я наклонилась еще ближе, так близко, что почувствовала исходящий от него запах пота. — Я выхожу. Я могу взять тебя с собой.
Во всех отношениях наступает момент, когда власть сдвигается. Бесчисленное множество мелких моментов, небольших изменений в динамике отношений между двумя людьми. Это был один из них. Переход от меня, желающей чего-то от него, к нему, нуждающемуся в чем-то от меня. Он не поверил мне, не совсем. Но он хотел поверить.
— Как? — спросил Йорин.
Я покачала головой.
— Не здесь, — сказала я. — У меня небольшая группа. Мы уходим. Скоро. Без Изена ничего не получится.
— Откуда мне знать, что ты не врешь? — спросил он.
Ответ показался мне очевидным.
— Ниоткуда. Но тебе нечего терять, и ты можешь получить все. Я даю тебе шанс выбраться отсюда, и от тебя требуется только одно — не убить одного гребаного струпа. Насколько это сложно? Я не прошу тебя проиграть, просто не убивай его. Пожалуйста.
Йорин прислонился спиной к стене и скрестил руки на груди. Некоторое время мы просто смотрели друг на друга. Возможно, он пытался решить, говорю ли я правду или просто тяну время. Возможно, он подбрасывал монетку в уме, не убить ли меня прямо сейчас. Мне больше нечего было предложить, не было других козырей для игры. У меня была только надежда, что он увидит правду: это ничего ему не будет стоить, но может дать все, чего он хотел.
— Пять дней. Пять боев, — сказал он, наклонился вперед, и выражение его глаз убедило меня в правдивости его следующих слов. — Если я не выйду отсюда через пять дней, я убью твоего парня, а потом убью тебя.