По Острию Бритвы

Хейс Роберт

Я пыталась не обращать внимания на эту мысль, но она повторялась снова и снова. Страх — мощный мотиватор. Иногда он побуждает нас к добру, к бегству от опасности или уклонению от огня. В других случаях это побуждает нас совершать зло, брать до того, как оно будет взято, или нападать первыми. Не доверять тем, кто нам ближе всего. Сссеракис питался страхом, лелеял его и черпал в нем силу. Во мне он нашел нескончаемый пир.

Каждый из нас выбрал грань и прикрыл кость рукой. Долгое время мы наблюдали друг за другом. Я знала Джозефа большую часть своей жизни, знала о нем все важное, но я не могла быть уверена в том, что он собирается делать. Я знал его так же хорошо, как саму себя. Я доверяла ему свою жизнь. Или, по

крайней мере, доверяла раньше. Я больше не была так уверена. Я не была уверена, доверяю ли я ему свою жизнь или свою надежду. Я снова обдумала все возможности. Даже если бы он снова предал меня и забрал веревку, в которой я нуждалась, у меня был бы еще один шанс. Возможно, он даже дал бы мне веревку. Все, что мне нужно было сделать, это выбрать дружбу, и моя победа будет обеспечена. Так или иначе, я бы добыла веревку. Я почти уговорила себя на это.

— Готова? — спросил Джозеф, все еще улыбаясь мне. Я смотрела на эту улыбку и не узнавала ее. Я даже не узнавала лицо, которое он мне показывал. Голос в моей голове шептал об обмане, и я не знала, как его игнорировать.

Я кивнула, и мы оба убрали руки. Игральная кость Джозефа показала дружбу, и я вздохнула с облегчением. Я только раз взглянул на его лицо, чтобы увидеть там боль, но не смогла выдержать больше одного взгляда. Произнеся несколько пустых фраз об удаче и следующем разе, я собрала свой выигрыш и убежала прежде, чем Джозеф смог найти слова.

Глава 20

Я обнаружила Хардта, расхаживающего взад-вперед возле трещины. Когда я подошла, Тамура помахал мне рукой, и я увидела, как он вытаращился на веревку, а на лице появилась улыбка.

— Цепи, которыми луны прикреплены к миру, — сказал Тамура. — Локар был бы горд. — Эти слова почему-то запали мне в душу, и я много раз ломала над ними голову. Я до сих пор не могу постичь их значение. Существует множество историй о том, как две наши луны слились в одну, но я всегда предпочитала историю о Погоне.

Тысячелетия назад у нас было две луны. Локар и Лурса. Они были любовниками, разделявшими все, кроме плоти. Они парили в ночном небе, наблюдая за всеми нами, находящимися так далеко внизу. Пока однажды Лурса не отделилась. Барды называют ее капризной, сбежавшей от Локара по собственной прихоти, и вовсе не от обиды. Я полагаю, она захотела какое-то время пожить самостоятельно, вдали от своего возлюбленного. Локар бросился в погоню, как часто делают брошенные любовники. Долгое время Лурса бежала, а Локар следовал за ней, постепенно догоняя свою меньшую подругу. Я часто спрашивала себя, каково это — смотреть в небо и видеть две луны, расположенные так близко и в то же время так далеко друг от друга. В конце концов Локар догнал Лурсу. В историях говорится, что он заключил ее в свои объятия, объятия были такими крепкими, что они начали сливаться в одно целое; так они и остались. Две луны медленно сливаются в одну, вращаясь в небе над нашим миром. Кто-то считает это романтичным, кто-то — чудом. Лично я считаю, что эти люди безнадежны. Они явно никогда не стояли на земле посреди лунного дождя, надеясь, что их не раздавит падающими камнями.

Тамура выхватил у меня веревку и начал завязывать на ней узлы. Я остановила Хардта. Он взглянул на меня, и я увидела страдание на его лице. Хардт никогда не беспокоился понапрасну.

Приг убил Изена. Эта мысль парализовала меня, страх не давал мне узнать правду. Я не только считала это возможным, но и вероятным. В тот момент я представила, что никогда больше не увижу дерзкой улыбки Изена, не увижу зелени его глаз и карих крапинок, разбросанных по всему телу. Я представила, что никогда больше не услышу его голоса,

не услышу, как он произносит мое имя. Никогда не почувствую, как его руки обнимают меня. Да, я была глупой девчонкой, которая верила, что влюблена, но это то, что мы делаем, когда молоды, пока жизнь не выбивает из нас оптимизм. Мы любим сильно и любим легко, а потом превращаем чувства потери и непринятия в отвратительную мелодраму.

— …Эска? — Голос Хардта вырвал меня из моих грез, и я отогнала навязчивые образы.

— Что случилось? — спросила я.

Хардт покачал головой.

— Изен сегодня записался на бой, — сказал он. — Я пытался отговорить его от этого, сказал, что мы уже близки к победе. — Здоровяк указал на трещину в потолке. — Он нужен нам здоровым, а не раненым. Он все равно записался, пробормотав что-то насчет поддержания прикрытия.

Я пожала плечами. «И что? Изен постоянно дерется». Я решила пойти и посмотреть на него. Хотя бы для того, чтобы избавиться от страха перед его смертью. Более того. хотя я хотела посмотреть, как он сражается. В танце боя есть что-то жестокое и страстное, и, когда я видела, как двигается Изен, это всегда согревало меня, и я чувствовала, что мне нужно согреться. Я чувствовала себя так, словно холод пробрал меня до мозга костей.

Хардт схватил меня за плечи, и я чуть не оттолкнула его. Меня остановило выражение его глаз. Я почувствовала сильный страх, граничащий с паникой. «Деко поставил его в пару с Йорином», — сказал он сквозь стиснутые зубы.

Страх снова схватил меня, и я почувствовала еще больший холод, чем раньше. Никто из тех, кто сражался с Йорином, не победил. Никто даже не выжил. «Сможет ли он победить?» — спросила я.

Хардт зарычал и расправил плечи, словно собирался нанести удар:

— Никто и никогда этого не делал.

— Ты же больше никого не обучал, — сказала я.

— Он не так хорош, как был я. — Хардт снова принялся расхаживать взад-вперед. — У Изена есть скорость, но ему не хватает силы, и его техника становится неаккуратной, когда он устает. Йорин…

— Ты бы мог его победить? — Я еще не видела, как Хардт дерется, и не знала всей правды об этом. Это зрелище стоит того, чтобы на него посмотреть, особенно когда этот мужчина приходит в ярость. В этом мире — да и в ином — нет ничего страшнее разъяренного Хардта. Даже сейчас от одной мысли об этом у меня мурашки бегут по коже.

— Я не дерусь, — сказал он. Я редко видела, чтобы Хардт выглядел более огорченным, чем тогда, а в других случаях это было полностью дело моих рук.

— Но ты бы мог, — надавила я. — Правила арены гласят, что струп не может отступить, но они также говорят, что кто-то другой может занять его место. Отправить одного брата умирать вместо другого.

— Проклятие живых — оплакивать мертвых, — сказал Тамура, осев на пол у стены и продолжая завязывать узлы на веревке при мерцающем свете фонаря. — Проклятие мертвых — не заботиться ни о чем. Они мертвы. — В глазах Хардта появилось затравленное выражение. Тогда я поняла, что он не займет место Изена. Я посчитала его трусом. В то время я не понимала почему, но Хардт был готов скорее позволить своему брату умереть, чем нанести удар.

— Он, блядь, еще жив! — крикнула я, выбегая из туннеля и оставляя двух мужчин позади, чтобы они погрязли в своем преждевременном горе.

Я была в ярости, когда выбежала из туннеля. Я продолжала идти, несмотря на то что не знала, где найду Изена или Йорина. Я даже не была уверена, что буду делать, когда найду одного из них. Я не могла остановить бой и, конечно, не могла занять место Изена. Ужасная правда заключалась в том, что у меня не было возможности спасти Изена от смерти, но я не могла просто позволить этому случиться. Я была гребаной дурой. Я думала, что люблю его. Я думала, что могу его спасти, и, если я это сделаю, он ответит мне взаимностью.