По ту сторону тьмы
Шрифт:
«Я нарушила твоё слово и объявилась на территории Скорпионов».
«Я даже вновь объявилась в закусочной. И посетила фермерский рынок».
Эти ответы прокручиваются в моей голове, однако я понимаю, что мне всё равно необходимо поделиться с ним посланием от Лайлы: «Скорпионы сотворили это! Сообщи Бронсону!»
Ответ поспешно срывается с моих губ:
— В пятницу мать и дочь были доставлены в морг. И я хочу,
Напряжение сковывает каждое мышечное волокно в моём теле, поскольку я знаю, как это звучит.
И всё худшее ещё впереди.
Он поджимает губы в тонкую напряжённую линию. Чёрная коротко подстриженная борода обрамляет его нижнюю и верхнюю губы, которые так восхитительно изогнуты, словно кто-то вылеплял и придавал им форму с предельной осторожностью. Несправедливо, что у такого мужчины, как он, такие красивые губы.
Он выпрямляется, вынимает руки из карманов и опускает их по бокам. Его длинные тонкие пальцы сгибаются, как будто он готовится в любую минуту убить меня голыми руками.
— Что ты подразумеваешь под «их тела — предупреждение»?
«Дерьмо, дерьмо, дерьмо!»
— Слушай, я просто… иногда тела мне кое-то говорят. И мать, Лайла, сказала, что Скорпионы сотворили это с ней и с Карой…
Он неожиданно оказывается в моём пространстве, прижимая меня спиной к дверце холодильника. Его выражение лица грозное, а губы поджаты в суровую линию.
— Что за поебень ты сказала?
Я смотрю на него и прикладываю усилия, чтобы мой голос не дрогнул.
— Она сказала, что Скорпионы убили их, — эти слова повисли между нами подобно густому, ядовитому слою.
Его ноздри раздуваются, и он цедит сквозь зубы каждое слово:
— Ты, блядь, разыгрываешь меня?
— Что? — Я морщусь. — Нет. Я пытаюсь тебе рассказать то, что она говорила…
Внезапно мы оказываемся почти лицом к лицу, его руки расположились по обе стороны от меня.
— Хочешь сказать, что мёртвая женщина разговаривала с тобой?
Я нервно облизываю губы, и его взгляд устремляется к моему рту.
— Да, — мой единственный ответ звучит с придыханием, и я приписываю это волнению из-за его близости. Этому, и тому что он полностью сосредоточен на мне.
Не могу не восхититься его глазами. Внешне они такие тёмные, однако сменяются внутреннем золотисто-карим колечком, что обрамляет его зрачки.
— Гетерохромия… — Я не осознаю, что прошептала, пока он не моргает, отрывая взгляд от моих губ.
Его брови опускаются.
— Что? — Он выдавливает это слово с таким пылом, что, если бы я могла попятиться, я бы это сделала.
— Твои глаза… множество цветов. Гетерохромия. Это редкость, — любуясь этим зрелищем, я тихо добавляю, скорее самой себе, чем ему: — Красивые.
Он
— Ты в порядке? — в его голосе звучит едва заметный след беспокойства, но ко мне он не подходит. Его выражение лица пронизано здоровой долей сомнения и настороженности, и у меня складывается впечатление, что он хочет быть подальше от меня.
Вместо того, чтобы ответить, я так кована нервами, что у меня слова полились изо рта.
— Слушай, знаю, что ты прямо подчеркнул не возвращаться в закусочную или что-то в этом духе, но мне пришлось. И причина не в том, что я пытаюсь тебя разозлить, а потому, что я должна была сообщить тебе послание Лайлы о том, что Скорпионы убили ее и ее дочь, Кару.
Он так спокойно стоит, его руки по швам, пальцы сжаты в кулаки. Его тон словно кинжалы, острые и смертоносные.
— А записка в почтовом ящике?
— Была для матери Деметрия. Он хотел, чтобы она заглянула в его синюю папку.
Он него исходит враждебность, и страх скоблит по всем моим позвонкам. Кожа на его скулах напряжена, черты лица стали мрачными и жестокими.
— В какую, блядь, игру ты пытаешься играть? — Яд сочится из его голоса, и мое сердце грозит выскочить из грудной клетки. — Пытаешься провернуть один из своих старых долбанных циркаческих трюков?
Я чувствую, как кровь отхлынула от моего лица, и на меня обрушивается мгновенный шквал стыда. Могла бы и догадаться, чем предполагать, что я смогу убежать о своего прошлого, особенно если речь идет о Бронсоне Кортесе.
— Ага, — его тон источает удовлетворение, а уголки его губ приподнимаются в угрожающей ухмылке. — Ты правда думала, что сможешь проделать со мной те же сраные трюки, а я на это поведусь?
Его словесная атака на мое прошлое вызывает мой гнев, и он пробивается сквозь стыд, выдвинувшись на передний план. Я напрягаю свою спину, становясь прямее.
— Слушай-ка сюда, мудак. Мною тогда воспользовались. — Я надвигаюсь на него, пока мы не оказываемся лицом к лицу.
Я тыкаю пальцем в его безжалостный торс.
— Ты ни хрена обо мне не знаешь. Тебя рядом не было, чтобы увидеть, как женщина, которая должна быть моей ебанной матерью, продала меня циркачам. Чтобы узнать, каково это, когда тебя называют уродкой. Ведьмой. Монстром. — У меня срывается голос, и я ненавижу это. Я отхожу назад, но его рука сжимает мое горло, удерживая на месте.
Я встречаю его пристальный взгляд своим ледяным.
— Если собираешься убить меня, то просто, блядь, покончи с этим.
Может это и делает меня трусихой, но я выполнила свои обещания людям, которые говорили со мной в морге. Я выполнила свою часть. Если такова моя участь, если это то, что должно произойти, то так тому и быть.