Под алыми небесами

Салливан Марк

– Нацист? – с трудом произнес он.

– Нет, синьор Белтрамини…

– Предатель? – сказал торговец фруктами и овощами. – Пино?

– Нет, синьор…

Синьор Белтрамини снова надрывно закашлялся, и на сей раз изо рта на подбородок потекла струйка крови, и он повернул голову к Карлетто, смотрел на сына и беззвучно двигал губами. А потом он просто обмяк, словно его дух смирился с неизбежной смертью, но еще медлил, не спешил уходить.

Карлетто не смог сдержать рыданий. И Пино тоже.

Его друг убаюкивал отца,

преисполнясь скорбью. Боль утраты росла, разбухала с каждым вдохом, и наконец все мышцы и кости Карлетто, все его тело скрючилось от душевной боли.

– Какое горе! – воскликнул Пино. – Ах, Карлетто, какое горе! Я тоже любил его.

Карлетто перестал баюкать отца, посмотрел на Пино, ослепленный ненавистью.

– Не смей так говорить, – прокричал он. – Никогда! Ты нацист! Предатель!

У Пино возникло такое чувство, будто челюсть ему сломали в двадцати местах.

– Нет, – сказал он. – Все не так, как ты думаешь…

– Оставь меня! – закричал Карлетто. – Мой отец все видел. Он понял, кто ты. Он раскрыл мне глаза.

– Карлетто, это всего лишь повязка.

– Оставь меня! Я не хочу больше тебя видеть! Никогда!

Карлетто уронил голову и разрыдался над телом отца, его плечи дрожали, мучительные всхлипы вырывались из груди. Эмоции настолько переполняли Пино, что у него не находилось слов. В конечном счете он поднялся и отошел.

– Проходите, – сказал немецкий офицер. – Освободите тротуар для карет «скорой».

Пино в последний раз посмотрел на синьора Белтрамини и двинулся на юг к телефонной станции, чувствуя себя так, словно этот взрыв разорвал его сердце.

5

Чувство утраты все еще терзало Пино семь часов спустя, когда он остановил «даймлер» перед домом, в котором жила Долли Штоттлемейер. Генерал Лейерс вышел из машины, отдал Пино свой саквояж и сказал:

– Первый день у вас выдался нелегкий.

– Oui, mon general.

– Вы уверены, что на шее террориста был красный шарф?

– Он спрятал его под рубашку, но шарф был.

Лицо генерала посуровело. Он вошел в здание, Пино с саквояжем, который с утра стал только тяжелее, – следом за ним. Старуха сидела все на том же месте, она подмигнула им из-за своих толстых стекол. Лейерс даже не взглянул на нее, поднялся по лестнице к квартире Долли и постучал.

Анна открыла дверь, и при виде нее сердце Пино слегка оттаяло.

– Долли ждет вас с обедом, генерал, – сказала Анна, когда Лейерс проходил мимо.

Несмотря на все случившееся в этот день, встреча с Анной была для Пино таким же ослепительным событием, как и два прошлых раза. Боль, которую он испытал, видя смерть синьора Белтрамини и потеряв друга, никуда не ушла, но он чувствовал, что, если расскажет об этом Анне, она каким-нибудь образом утешит его.

– Вы заходите, форарбайтер? – нетерпеливо спросила Анна. – Или

так и будете глазеть на меня?

Пино вздрогнул, вошел и сказал:

– Я не глазел.

– Конечно глазели.

– Нет, я был далеко. Мысленно.

Она ничего не сказала и закрыла дверь.

В другом конце коридора показалась Долли. На любовнице генерала были туфли на каблуках-гвоздиках, черные шелковые чулки, черная юбка в обтяжку и блузка жемчужного цвета с короткими рукавами. Волосы, казалось, были только что уложены.

– Генерал говорит, вы видели, как случился взрыв? – спросила Долли, закуривая.

Пино кивнул и поставил саквояж на скамейку, чувствуя, что и внимание Анны обращено теперь к нему.

– И сколько убито? – спросила Долли, затягиваясь.

– Много немцев и… и несколько миланцев, – ответил он.

– Наверное, это было ужасно, – сказала Долли.

Появился генерал Лейерс. На сей раз без галстука. Он сказал что-то по-немецки Долли, она кивнула и посмотрела на Анну:

– Генерал хочет есть.

– Да, конечно, – сказала Анна, снова стрельнула глазами в Пино, быстрым шагом двинулась по коридору и исчезла.

Лейерс подошел к Пино, внимательно посмотрел на него, потом взял саквояж.

– Жду вас равно в семь ноль-ноль.

– Oui, mon general, – сказала он, не двигаясь с места.

– Вы свободны, форарбайтер.

Пино хотелось задержаться немного, в надежде увидеть Анну, но он вскинул руку в приветствии и вышел.

Он поехал в гараж, пытаясь мысленно прокрутить перед глазами прошедший день, но все время возвращался к сцене смерти синьора Белтрамини, вспоминал отчаяние и гнев Карлетто и тот взгляд, которым посмотрела на него Анна, прежде чем выйти из коридора.

Потом он вспомнил встречу с Муссолини и его любовницей, а когда, отдав ночному часовому ключи от «даймлера», шел домой в Сан-Бабилу, ему казалось, что он все это выдумал. Вечерний августовский воздух, насыщенный кухонными ароматами, окутывал его теплом. За вынесенными на улицы столиками кафе сидели немецкие офицеры, многие были пьяны.

Пино добрался до магазина дяди и постучал в заднюю дверь, ведущую в мастерскую. Когда его дядюшка открыл дверь, Пино захлестнули эмоции.

– Ну, – спросил дядя Альберт, когда Пино вошел, – как прошел день?

Скорбь сковала сердце Пино.

– Даже не знаю, с чего начать, – воскликнул он, всхлипнув.

– Да что случилось, скажи уже бога ради?

– Дайте мне поесть. Я с утра ничего не ел.

– Конечно. У Греты есть ризотто с шафраном. Поешь и расскажешь нам все с самого начала.

Пино отер слезы. Ему не нравилось, что он расплакался в присутствии дяди, но эмоции взяли верх над ним и прорвались, как вода при разрыве трубы. Он молча съел две порции своего любимого ризотто, а потом рассказал обо всем, что случилось с ним в течение дня, проведенного с генералом Лейерсом.