Под кодовым названием «Эдельвейс»
Шрифт:
— Наконец, Кеслер! — недовольно встретил следователя Хейниш. — Вас только за смертью посылать…
— Этот Зайбель пьян, словно бочка, и так же тяжел, — оправдывался, отдуваясь, Кеслер.
— Ну ладно! Давайте мундир.
Кеслер свалил гауптмана Зайбеля прямо на ковер, что устилал пол кабинета отсутствующего сейчас хозяина казино, и молча подал китель Шеера майору Штюбе.
— Мой багаж… не подлежит таможенному налогообложению! — прохрипел Зайбель, свернулся на полу клубочком и мгновенно уснул.
—
— Не болтайте лишнего, Кеслер, — оборвал его Хейниш и предупредил: — А вы, Штюбе, режьте воротник аккуратно. По шву!
— Не волнуйтесь, господин оберштурмбанфюрер, — Майор с ловкостью пользовался безопасным лезвием. — Все будет хорошо… Ага, вот он! Прошу, господин Хейниш, — и он протянул узенькую бумажную полоску.
— Так я и знал! Вы глупец, Штюбе! — провозгласил Хейниш, когда прочел написанное и вслух процитировал: — «Господи! Спаси мне сына моего, сохрани ему жизнь на войне. Молюсь об этом. Патриция». Это писано рукой матери Шеера! Слышите, Штюбе? Ее собственной рукой! Я знаю ее почерк. Вот это и есть ваша «последняя и однозначная» проверка? Боже мой, это ж с какими болванами мне приходится общаться? За что ты караешь меня, о господи, работой в балагане полоумных? Кеслер, приведите мундир господина Шеера в образцовый порядок! Материнскую записку зашейте! И чтобы Адольф ничего не заметил… Отвечаете головой.
— Слушаюсь, господин оберштурмбанфюрер!
— Ну, Штюбе, вместе вышли, вместе и вернемся. А корреспондента оставьте в покое. Если еще хоть раз услышу какую–нибудь глупость… Слышите, Штюбе! И немедленно прекратите дальнейшую акцию!
А в зале аккордеон наигрывал фокстроты. На подмостках все изгибались вспотевшие, полураздетые красотки с накрашенными лицами. Офицеры посылали им воздушные поцелуи, а те, что сидели поближе, пытались и пошлепать…
Кристина танцевала с самим господином оберстом Арнольдом.
— Шеер, — хрипло зашептал совершенно опьяневший Густав, — как, на твой вкус, вот та цыпочка с полненьким задком, а? Как погляжу, голова идет кругом…
И тут за спиной воздушного аса прозвучал насмешливый голос:
— Напрасно ищете совета, господин… не знаю, как вас… Этого человека девочки никогда не интересовали, и понимает он в них, как осел в апельсинах.
Густав оглянулся. Позади стоял здоровенный лейтенант с нахальной, глумливой рожей. Он презрительно смотрел на Шеера.
— Что, не узнаешь камрада?
«Кто он? — лихорадочно думал Калина, мгновенно перебирая в памяти все детали разговоров с пленным историком. — Шеер ничего не говорил об этом здоровяке… Узнать или нет? Немного выдержки и ожидания… Пусть раскроется первым… Хотя бы какой–нибудь намек…»
— А ты здорово
Шеер не отвечал. Густав Готтфрид, не зная, что предпринять, бросал на них обоих настороженные взгляды. Майер не шевельнулся, словно ничего и не случилось. И это заметил Шеер. Значит…
— Что ж ты молчишь? Считал, погиб Альфред в концлагере? Это же по твоему доносу, мерзавец, бедного Альфреда вытурили из университета и крушили ребра в гестапо. А бедняга Альфред, — перевоспитанный Альфред — вот я! Как и ты — в форме офицера вермахта!
— Послушайте, господин… не знаю, как вас там? — не утерпел Густав. — А не пошли бы вы к чертям?
— Только с Адольфом! — вызывающе возразил здоровяк. — Я этого негодяя потащу хоть в пекло!
— Хорошо, Альфред, ты прав, — неожиданно согласился Шеер. — Нам следует с тобой немного потолковать…
Он поднялся из–за стола. «Альфред» ликовал, глядя на еко расстроенное и явно растерянное лицо.
И тут Шеер нанес ему молниеносный удар в солнечное сплетение. «Альфред» вытаращился от неожиданности и, хватая ртом воздух, стал оседать на пол.
Словно ниоткуда возникли над ним оберштурмбанфюрер Хейниш и майор Штюбе.
— Уберите этого пьяницу! — рявкнул Хейниш. — Штюбе, я о чем вас предупреждал?
— Но, господин оберштурмбанфюрер, мое отсутствие… Мы вместе…
— Ну, хорошо! Инцидент исчерпан! А господин Шеер, по всему видно, в университете не только рылся в старинных, пропыленных фолиантах… Молодец!
«Альфреда» уже тащили за ноги на выход…
— Господа, у меня сюрприз! — взял слово Хейниш. — Пользуясь случаем, хочу сообщить всем! И вам, Штюбе, тоже не мешает послушать… Господа! За решительные и смелые действия в стычке с партизанами наш дорогой берлинский гость, еще вчера гражданский историк Адольф Шеер награжден боевой медалью! Поздравления господину Шееру!
— А что? — рявкнул вновь повеселевший ас Густав. — Да я бы ему за этот молодецкий мордобой дал и вторую медаль! Прозит, Адольф! Бери рюмку…
— Дорогой Адольф! — любезно сказал Хейниш. — Чтобы ты знал, твой китель у Кеслера. Этот болван с пьяных глаз надел его на гауптмана Зайбеля.
— Не замарали? — заволновался Шеер.
Глава восемнадцатая. ВСТРЕЧА НА РАССВЕТЕ
Память о зиме сорок первого года и поражение от Красной Армии под Москвой, поражение от армии, которую много раз объявляли полностью уничтоженной, принудила фюрера осторожно предупредить: «…на всем Восточном фронте в день русского революционного праздника 7 ноября следует ожидать значительных наступательных операций; фюрер выражает надежду, что войска будут защищать каждый участок до последнего солдата».