Подонок. Я тебе объявляю войну!
Шрифт:
На этом мне становится дурно настолько, что я в первый миг даже не знаю, как сформулировать свои мысли. Соня увлеченно продолжает:
— В конверте, как мы и подумали, оказались бабки. Не особо много, полторы штуки. Баксов. Но он ведь все равно хватится. А мы этот конверт завтра на физре подкинем ей в сумку. В раздевалке… А когда Ян Романович начнет разборки, скажем с Янкой вместе, что, когда она сегодня подходила к его столу, то немного задержалась, порылась у него там, короче… А Алка может сказать, что слышала,
Потом смотрит на меня и, нахмурившись, спрашивает:
— Ты чего, Стас? Что опять не так?
— Прошу, скажи, что ты сейчас пошутила, — в изнеможении выдыхаю я.
— Нет… Ну почему, Стас? — расстроенно восклицает, округляя глаза, Соня.
— Соня, ты совсем у меня дура? — встаю с дивана и начинаю мерить шагами комнату.
Она исподлобья наблюдает за мной, готовая вот-вот заплакать.
— Да что не так-то? Отличный же план!
— Со своим планом ты сама вылетишь из гимназии. И это еще полбеды. Это же статья! Уголовная. Даже если отец тебя отмажет, то тебе этого не простит никогда.
— Да как узнают-то, что это мы? В директорской камер нет, ты сам говорил. И все наши подтвердят. Никто на меня не подумает. Мне-то деньги не нужны. А вот Швабре очень нужны. Подложим ей завтра в сумку и готово…
— Где этот конверт?
Она идет за сумкой, вытаскивает его и протягивает мне.
— Здесь всё?
— Ну, конечно. Стас, ну давай его подкинем ей? И она свалит от нас наконец. И опозорится заодно.
— Я же просил не трогать ее. Просто не обращать на нее внимания. Про свою мать она и так ничего не узнает. Доучится и сама свалит. Почему тебе спокойно-то не живется?
— Ты забыл? — взвивается Соня. — Она опозорила меня на весь класс! Я ей этого не прощу!
— Да потому что не надо было раздеваться перед этим мудилой! У самой-то где был мозг?!
— Не кричи на меня! — всхлипывает Соня. — Она меня… она мне нанесла удар в спину! А ты ее защищаешь!
— Я тебя защищаю, дура! Ты хочешь, чтобы твое эротическое выступление вся школа увидела и отец? — со злостью выкрикиваю я. Она испуганно вздрагивает, и я беру себя в руки. Выдыхаю с шумом, затем говорю уже спокойнее: — Удар в спину, блин… Ты, Соня, вспомни, что стало с ее матерью…
— Я же говорила, это нечаянно вышло! Я не хотела! Я не знала… А Швабра это сделала специально! И ты же сам говорил, что надо ее выжить…
— У меня было время подумать. И для тебя же, дурочка, будет лучше, если ты просто забудешь про ее существование. Не будешь к ней лезть и цепляться. Просто оставь ее в покое.
— А как же око за око?
— Какое еще око? — снова раздражаюсь я. — Соня, блин, уймись!
— Она тебе нравится, — помолчав, изрекает Сонька. — Поэтому
— Ничего она мне не нравится. Хватит всякую чушь сочинять! Просто всему есть предел.
— И что теперь? Как быть с деньгами? Ян Романович ведь хватится…
— Пойду теперь завтра с тобой в школу, — зло отвечаю ей. — Если завтра Валерина смена, то в обед зайду к директору, как-нибудь подложу обратно… если его, конечно, на месте не будет… Но надо как-то вернуть деньги.
— А такой хороший был план… — вздыхает Соня, глядя, как я убираю этот злосчастный конверт. Поднимаю на нее взгляд.
— Ты не поняла меня?
— Поняла, поняла… Стас… а тебе она правда не нравится?
— Правда, — отрезаю грубо.
— Совсем-совсем?
— Да боже ты мой… Не нравится она мне. Я терпеть ее не могу. Всё. Полегчало?
40. Женя
За пару минут до звонка захожу в класс, усаживаюсь за свою парту, как всегда, чувствуя себя невидимкой.
— Сонь, это ж Стаса тачка на парковке? Он что, здесь? — спрашивает Милош.
И тут же на пороге возникает Смолин собственной персоной. Под руку с Яной. С виду они — прямо сладкая парочка.
Кроме Шаманского и Полины, все сразу подскакивают со своих мест и с радостным гулом устремляются к нему. Даже Влад и Руслан преспокойно подходят к нему, как будто и не бросали его тогда.
Трогательную встречу прерывает Арсений Сергеевич, который влетает в аудиторию вместе со звонком и велит всем разойтись по местам. Потом выцепляет меня взглядом.
— Жень, подойди.
Я встаю, иду к нему, чувствуя на себе чужой взгляд.
Математик, приобняв за плечи, отводит меня в сторонку и вполголоса говорит:
— Я вчера переговорил с Платоновым насчет твоей мамы… ну, насчет того, что ты не можешь поехать на олимпиаду, а могла бы принести нашей гимназии победу… Словом, всю ситуацию донес до него, а Марк Сергеевич в свою очередь переговорил с директором. Ян Романович всё понял, вошел в положение… У него сейчас свои какие-то проблемы, так что он поручил Платонову всё устроить… И тот уже предварительно договорился.
— Насчет чего? — не понимаю я.
— Насчет реабилитации. В специализированной клинике. Ее возьмут в ближайшие дни, может, даже сегодня-завтра… И все расходы возьмет на себя гимназия, — добавил он со счастливым видом.
— Спасибо, — слегка ошарашенно бормочу я.
— Спасибо в рамочку не повесишь, а вот грамоту за первое место… — шутливо подмигивает он и сжимает мое плечо чуть крепче. — Так что отказ не принимается. На олимпиаду едешь ты. Договорились?
— Ну хорошо.
Я возвращаюсь на место. Довольный Арсений Сергеевич обводит взглядом класс и замечает Смолина.