Подвиг
Шрифт:
Англiйскiе и французскiе офицеры молча встали и поклонились адмиралу. Одни краснофлотцы продолжали сидть, низко опустивъ головы. Комиссаръ вскочилъ съ привинченнаго къ полу круглаго кожанаго кресла и, уже не сдерживаясь, закричалъ:
— Это, товарищи … Это же измна длу рабочихъ и вообще … Это же предательство трудового народа и демократiй … Это ударъ въ спину длу мира.
Онъ съ гнвомъ топнулъ ногою по мягкому ковру и выскочилъ изъ каюты. За нимъ сконфуженною гурьбою, какъ побитыя собаки, нагадившiя въ комнат, стали выходить и краснофлотцы.
— Господа, —
XXXIV
Въ два часа ночи флагъ офицеровъ адмирала Флислинга доложилъ ему, что матросы на корабляхъ волнуются. Они покинули койки на верхней и батарейной палубахъ, и на многихъ корабляхъ идутъ летучiе митинги.
Было извстно, что на всхъ корабляхъ есть коммунистическiя ячейки, но этому не придавали значенiя, разсчитывая на благоразумiе общей массы матросовъ. Ночью съ совтскихъ судовъ прибыли агитаторы и матросы подпали подъ влiянiе ихъ смлыхъ свободныхъ речей. Были уже насилiя надъ боцманами и квартермистрами, пытавшимися приказать матросамъ разойтись. Офицеры не смли выйти изъ своихъ каютъ. Мятежъ бжалъ, какъ пламя по пороховой нитк. Зараза быстро охватывала корабли съ экипажами, усталыми отъ тяжелаго плавiнiя по неизвстнымъ морямъ, при неистовой тропической жар.
Безсловесныя и покорныя всегда офицерамъ команды теперь выносили резолюцiи и ставили требованiя. Вдругъ давняя и всегда такъ тщательно скрываемая добрыми, джентльменскими отношенiями классовая вражда между алою и голубою кровью поднялась и вспыхнула съ непреоборимою силою. Стали вспоминать вс бывшiя на протяженiи многихъ лтъ обиды и недоразумиiя. Въ адмирал и офицерахъ увидали враговъ «трудового народа», «капиталистовъ», «блую кость», угнетающую матросовъ. На судахъ стали выносить одинаковыя, точно кмъ то однимъ продиктованныя резолюцiи, вынесенныя на матросскихъ митингахъ.
— Команды эскадръ Англiи, Францiи и Союза Coвтскихъ Соцiалистическихъ Республикъ, собравшись на чрезвычайныя собранiя, единогласно постановили: — требовать отъ адмираловъ и офицеровъ исполненiя ихъ долга передъ пославшими ихъ демократiями означенныхъ странъ и Лигой Нацiй. Они требуютъ незамедлительнаго уничтоженiя огнемъ острова, занятаго имперiалистами, заклятыми врагами трудового народа, милитаристами, готовящими ужасы новой мiровой войны.
Рабочiе всего мiра взываютъ къ совсти офицеровъ союзныхъ эскадръ и требуютъ отъ матросскихъ командъ желзной дисциплины и жестокаго наказанiя людямъ, помыслившимъ уничтожить совтскiй союзъ. Да здравствуютъ Совты трудящихся! …
Кровавокрасные огни мятежа загорлись на клотикахъ мачтъ. На англiйскомъ крейсер раздавалось нестройное пнiе «интернацiонала».
Въ четыре часа утра адмиралы и старшiе офицеры, на этотъ разъ сопровождаемые выборными отъ матросскихъ командъ вновь собрались на флагманскомъ корабл. Подавленный и уничтоженный, въ эту ночь точно постарвшiй на много лтъ вышелъ къ
Никто не садился. Адмиралъ Флислингъ стоялъ у дверей каюты.
— Господа, — сказалъ онъ. Его голосъ звучалъ хрипло и печально. — Я принужденъ покориться обстоятельствамъ. Уступить насилiю. Вопросъ о законности или незаконности того, что произошло мы будемъ ршать, когда вернемся въ свои порты. Сейчасъ я принужденъ исполнить желанiя … требованiя командъ … Приказываю съ восходомъ солнца, съ подъемомъ флаговъ, пробить на судахъ боевую тревогу и открыть огонь по острову.
— Если надъ островомъ не будетъ благо флага, — сказалъ тихо, но какъ то особенно внушительно прозвучалъ его голосъ — адмиралъ де-Периньи. Онъ видимо сильно страдалъ и съ трудомъ скрывалъ то, что происходило въ его душ.
— Или … краснаго, — воскликнулъ, съ прерывистымъ хохотомъ торжества комиссаръ.
— Ну, этого, надюсь, вы никогда не дождетесь, — мрачно сказалъ Флислингъ. — Мы будемъ стрлять только по Русскому флагу.
— Приказъ объ открытiи огня французскимъ кораблемъ будетъ отданъ моимъ замстителемъ, — грустно сказалъ адмиралъ де-Периньи. — Я подаю въ отставку… — Онъ повысилъ голосъ: — я не могу отдать приказа объ открытiи огня по Русскому флагу … Я видлъ Тулонъ, я былъ въ Кронштадт, я знаю Марну и Верденъ, я пережилъ съ Русскими моряками Бизерту … Такого постыднаго приказа я никогда не отдамъ.
— Какъ вамъ будетъ угодно … какъ вамъ будетъ угодно, — верещалъ комиссаръ. Онъ не могъ доле скрывать своего восторга.
— Это не вы здсь, милордъ, распоряжаетесь, — крикнулъ, раздражаясь до послдней степени и теряя хладнокровiе, Флислингъ. — Это мой приказъ, отдан-ный именемъ короля … Слышите, чортъ возьми васъ совсмъ, — наступая на комиссара, заоралъ Флислингъ, — короля! … короля! … И никого другого …
— Я слышу … Слышу, господинъ адмиралъ … Ну такъ я все же слышу … Короля, такъ короля … Ho по вол народа …
Комиссаръ былъ въ дверяхъ. И это было хорошо.
Еще мгновенiе и Флислингъ избилъ бы его мощно сжатыми кулаками. Флислингъ тяжело вздохнулъ.
— Попрошу, господа, по мстамъ, — овладвая собою, сказалъ онъ. Приведите ваши команды въ порядокъ. Берегите снаряды … Ей Богу этотъ островокъ не стоитъ всего этого шума.
Офицеры вышли изъ адмиральской каюты. Въ свтломъ корридор съ блестящими блыми стнами переборокъ, ярко освщенными многими электрическими лампочками, пустынномъ и тихомъ въ этотъ позднiй часъ казалось офицерамъ застыла страшная, несказанно противная, мерзкая, тошная, послдняяскука.