Подвиг
Шрифт:
Матросы не удовлетворились заявленiемъ капитана. Надъ разорвавшимся строемъ поднялись черные кулаки и кто-то изъ команды сталъ говорить страстную возбуждающую рчь. Офицеры взошли на мостикъ. Былъ вызванъ караулъ. Отдана команда стрлять по взбунтовавшимся матросамъ … И вдругъ изъ тысячи глотокъ грянулъ «интернацiоналъ» … Настала напряженнйшая минута представленiя. Зрители живо переживали ее. Въ переднихъ мстахъ подпвали интернацiоналу. Съ минуты на минуту ожидали кровавой расправы матросовъ надъ офицерами. Караулъ опустилъ ружья. Въ матросской толп появились вооруженые люди, и какой-то штатскiй на язык, отзывавшемъ жаргономъ, началъ говорить рчь. Ея смыслъ былъ — убiйство и бунтъ …
И вотъ тутъ-то и произошло нчто странное. Сзади, тамъ, гд тсною толпою стояли люди, кто-то весело, отъ души разсмялся.
На него злобно шикнули. Раздались негодующiе, озлобленные выкрики. Но къ смющемуся присоединился другой, третiй и черезъ какую-нибудь минуту, — пнiе на экран «интернацiонала»
Странное, дикое зрлище представлялъ изъ себя зрительный залъ. Вс въ немъ хохотали. Одни, недвижно откинувшись на спинки креселъ, другiе, чуть не катаясь отъ смха. Поняли, что это смхъ болзненный, чмъ-то вызванный.
Потомъ, на допрос, нкоторые показывали, что будто чмъ-то кислымъ пахнуло, и они тогда не могли сдержать вдругъ подступившаго припадка смха. Щеки свело спазмой, ротъ непроизвольно открылся и смхъ до слезъ овладлъ ими.
Представленiе было прервано. Публика, все продолжая неудержимо хохотать, выходила изъ театра. И долго по тихимъ улицамъ городка, раздавалось на разные тона, то грубое мужское: «хо-хо-хо», то визгливое, истерическое женское: «хи-хи-хи» …
Совтскiй фильмъ былъ сорванъ. Другое его представленiе не состоялось.
Не было никакого сомннiя, что кто-то пустилъ въ залъ газъ, вызывающiй смхъ. Но кто?.. Хитлеровцы?.. Католики?.. Не въ мру усердный офицеръ Рейхсвера?..
Въ т дни Германiя раздиралась партiйною борьбою, и отъ каждой партiи можно было ожидать такой выходки.
Это было во взбудораженной Германiи, утратившей хладнокровiе и чувство порядка. Но такiе болзненные припадки смха стали овладвать зрителями везд, гд ставили совтскiя фильмы. Такъ же точно до неприличiя дико смялись въ Париж, на Елисейскихъ поляхъ, гд вздумали показывать «Бурю надъ Азiей», такъ же хохотали на большихъ бульварахъ на «Желтомъ билет«и на «Деревн грха». Будто въ вид безплатнаго приложенiя къ совтской фильм давалась большая порцiя совсмъ нездороваго смха, посл котораго приходилось долго и основательно лчиться.
Фильмы «Сов-кино» исчезли изъ репертуара Европейскихъ кинематографовъ.
Эти странныя исторiи не только съ фильмами, но и вообще со всми предметами совтскаго производства стали происходить повсюду и охватывать положительно вс отрасли совтской промышленности.
Люди, «покушавшiе» совтской свжей, или паюсной икры, точно вдругъ приняли здоровую порцiю кастороваго масла. Дйствiе бывало почти моментальное, что при многолюдныхъ парадныхъ обдахъ и собранiяхъ, съ дамами и барышнями, и въ большихъ ресторанахъ вызывало скандальныя катастрофы. Пробовали посылать жестянки съ икрою на химическое изслдованiе, но ничего не могли обнаружить. Такое же дйствiе оказывали конфеты «Моссельпрома», консервы фабрики «Пищевикъ», наливки «Старъ», словомъ, все то, что ввозили въ Европу «Аркосъ», всевозможные «Амторги», «Дерутра» и просто совтскiя Торгпредства. И не только продукты пищевые были гд-то заражены и испорчены, но были испорчены и такiе, казалось бы громоздкiе предметы, какъ бревна. Ихъ ставили подъ дорогiя механическiя пилы. Пила врзалась въ нихъ, какъ въ масло и вдругъ разлеталась на куски, какъ стеклянная. Глубоко въ бревно былъ забитъ стальной клинъ. Совтская нефть сама воспламенялась — и были случаи гибели аэроплановъ и подводныхъ лодокъ, были пожары на судахъ и страшныя крушенiя автомобилей. Совтская торговля замерла.
У нея оказались «вредители».
И это уже не были вредители инженеры, кого совтская власть привлекала къ показательному суду и безпощадно разстрливала, это не были маленькiя группы совтскихъ ученыхъ, не могшихъ преодолть развала совтскаго производства, — это были невидимые, неуловимые вредители, вся масса совтскихъ гражданъ рабочихъ.
Гд-то … Гд?.. Везд … На промыслахъ и фабрикахъ … Въ упаковочныхъ мастерскихъ … На товарныхъ станцiяхъ … Въ вагонахъ желзной дороги, въ товарныхъ складахъ …. Въ пароходныхъ трюмахъ … Въ иностранныхъ складахъ или въ лавкахъ … Чортъ ихъ знаетъ гд.. Возможно — везд — сидли люди, такъ искусно портившiе товары совтскаго производства, что никто не могъ ихъ поймать. Кто были эти люди? … Ихъ, очевидно, были тысячи … Это былъ весь Русскiй народъ, ненавидящiй лютой ненавистью большевиковъ. Эта ненависть коммунистическихъ рабовъ къ своимъ господамъ не была новостью для совтскаго правительства. Оно ее знало. Оно, сознавая ее, обезвредило народъ. Прикрпило его къ фабрикамъ и заводамъ, загнало въ крпостные кол-хозовъ. Большевики отлично понимали, что народъ ничего не можетъ сдлать вреднаго для нихъ безъ основательной помощи извн. Кто-то, значитъ, извн снабжалъ эти тысячи вредителей совсмъ особенной, утонченной, еще никому неизвстной «химiей». Кто-то снабжалъ политическихъ каторжанъ на лсныхъ разработкахъ стальными клиньями и научилъ ихъ незамтно загонять въ дерево. Кто-то, притомъ же совершенно невидимый и неуловимый, заграницей
Были ли это «капиталисты», вздумавшiе такимъ образомъ бороться съ надовшимъ и подрывавшимъ ихъ торговлю дампингомъ, были ли это «бло-бандиты», было это таинственное Братство Русской Правды?.. Совтское внутреннее и заграничное Гепеу разрывались на части въ поискахъ виновныхъ. Совтское правительство снеслось съ «Intelligence Service» въ Лондон и съ «Suret^e G^en^erale» во Францiи, прося ихъ оказать содйствiе.
Въ самый разгаръ разслдованiй, не приводившихъ ни къ какимъ результатамъ, опытный англiйскiй агентъ, капитанъ Холливель, прилетвшiй всего на два часа изъ Парижа въ Лондонъ на аэроплан, сдлалъ на Downing Street докладъ, гд доказалъ, что между отплытiемъ изъ Сенъ-Назера парохода «Немезида» съ статистами труппы кинематографическаго общества «Атлантида» и событiями, въ корень подрывавшими торговлю и международный авторитетъ Совтской республики есть несомннная связь. По его мннiю, — «Немезида» не могла погибнуть. Гибель ея была инсценирована, ибо, если бы въ Атлантическомъ океан погибло такое большое судно, гд-нибудь, въ водахъ ли, на берегу ли, были бы найдены какiе-нибудь предметы съ погибшаго парохода: спасательные буйки, трупы утонувшихъ людей, скамейки, шлюпки и т. п. «Немезида» же исчезла, не оставивъ по себ слда. По его настоянiю были обысканы острова Галапагосъ. Но и тамъ не было найдено ничего подозрительнаго. Капитанъ Холливель настаивалъ на необходимости во что бы то ни стало отыскать, куда же двались люди такъ таинственно исчезнувшiе.
Докладъ капитана Холливеля произвелъ впечатлнiе. Какъ ни мала была группа статистовъ общества «Атлантида», она оказывала большое дйствiе. Она разрушала Совтскую республику. Въ Европ понимали, что гибель большевиковъ въ Россiи могла предвщать возстановленiе Россiйской Имперiи. Этого нельзя было допустить. Съ уничтоженiемъ въ Россiи большевицкаго режима падала вся проблема спасенiя рабочихъ Европейскихъ странъ. Они теряли громадную, уже вымирающую страну, подлежащую заселенiю. Еще того боле были взволнованы капиталисты и банкиры. Крахъ громадныхъ предпрiятiй, связанныхъ съ совтами, пугалъ Европейскiя правительства. Были созваны чрезвычайныя конференцiи для разршенiя вопроса помощи большевикамъ и выручки ихъ.
III
Въ «Запискахъ изъ Мертваго дома» Достоевскаго описана страшная «Николаевская» каторга. Нельзя безъ содроганiя читать эту книгу. Бритыя наполовину головы каторжниковъ, клейменые лбы, спины, исполосованныя ударами палокъ и плетей, рубцы, проступающiе въ бан, на пару, какъ свжiя раны, звонъ кандаловъ … И за вс годы каторги, сколько бы ихъ ни было, человкъ ни на одну минуту не остается одинъ … «На работ всегда подъ конвоемъ, дома съ двумя стами товарищей и ни разу, ни разу — одинъ» … …"Кром вынужденной работы, въ каторжной жизни есть одна мука, чуть ли не сильнйшая, чмъ вс другiя. Это вынужденное общее сожительство. Общее сожительство, конечно, есть и въ другихъ мстахъ, но въ острогъ-то приходятъ такiе люди», — пишетъ . М. Достоевскiй, — «что не всякому хотлось бы сживаться съ ними, и я увренъ, всякiй каторжный чувствовалъ эту муку, хотя, конечно, большею частью, безсознательно.» …Для лицъ образованнаго класса, семейнаго воспитанiя, культуры, если и не очень утонченной, то все-таки не каторжной, ко всему этому прибавлялись совершенно особыя — именно каторжныя, ужасныя, нравственныя мученiя. — …"Скажу одно: — что нравственныя лишенiя тяжеле всхъ мукъ физическихъ. Простолюдинъ, идущiй на каторгу, приходитъ въ свое общество, даже, можетъ быть, еще въ боле развитое. Онъ потерялъ, конечно, много — Родину, семью, все, но среда его остается та же. Человкъ, образованный, подвергающiйся по законамъ одинаковому наказанiю съ простолюдиномъ, теряетъ часто несравненно больше его. Онъ долженъ задавить въ себ вс свои потребности, вс привычки, перейти въ среду для него недостаточную, долженъ прiучиться дышать не тмъ воздухомъ. Это рыба, вытащенная изъ воды на песокъ … И часто для всхъ одинаковое по закону наказанiе обращается для него въ десятеро мучительнйшее. Это истина… Даже если бы дло касалось однихъ матерiальныхъ привычекъ, которыми надо пожертвовать» …
Но все-таки «Мертвый домъ» былъ прежде всего домъ, и притомъ населенный живыми людьми. Въ немъ были комнаты, или палаты, въ немъ были покои, отдльныя кухни и въ нихъ старшiе изъ арестантовъ и надсмотрщики-инвалиды. Въ покояхъ были деревянныя нары, на которыя не запрещалось положить тюфячокъ и подушку, завести себ своеодяло. У каторжниковъ была собственность — сундучки съ замками, гд хранилось ихъ благопрiобртенное имущество и кое-какой инструментъ, потому что вс каторжники въ свободное время, а зимою особенно его было достаточно, занимались своимъ дломъ. Они зарабатывали свои деньги. Они были въ тепл и сыты. Пища была достаточная и приличная, а хлбъ славился и за острогомъ. Они были одты въ каторжное платье, они ходили въ ужасную баню, и когда доходило дло до какой-то черты — они, — правда, съ опасностью наказанiя — «гуляли», то-есть пьянствовали …