Я люблю гладить пальцами(Как водоросли морские — прилив)И папоротником вайейОвевать пряди твоих волос.А пальцы — как ночь, покрывало месяца.Я ревнив и яростно-страстен,Как Иегова, бог иудеев.Я хочу, чтоб ты поняла,Что любить тебя так, как я,Никто из мужчин не может.Разве может глаз человека,Возникший из праха земли,Заметить прикосновенье мечты,Увидеть дивное сновиденьеВ одном только взгляде твоих глаз?Вдруг,
дрогнув, как древние стены,Мы падаем ниц к твоим ногам,А ты, как морская наяда,Несешь драгоценные дарыИ, нищих, нас возносишь из праха.
287
Олокун— божество вод. Иногда олицетворялся в образе девушки.
Круг у месяца
Перевод М. Зенкевича
Под круглой шляпой месяц нелеп,Как нетопырь, одетый в креп;Из всей его свиты звезда однаМерцает, бледна.Покинула свита двор.Как пламени вождь, царек,Скрывает месяц позор,Лишен почета и власти;Он скрыл под зонтом ненастье,На сумрак себя обрек.Я в сердце моем весь деньНошу от месяца тень,Ночную темень —Как нетопыри в темноте дупла, —Но в ущелье груди моей сноваПесня светлаИ к звездам взлететь готоваИз мрака, где ухают совы, —Но песню я, грустью томимый,Таю от своей любимой.
Первый дождь
Перевод М. Зенкевича
Первый дождьПосле долгого бездождья,Первый дождь,Дышащий тяжко, торопливо,И грома раскаты, и гулкий грохот,И листьев трепет, и лепет, и шепот,Земля ждала, ждала терпеливо,Была бесплодной и окаянной.И вот, вызывая дрожь,Хлынул дождьДолгожданный…Он плещети хлещет ее неустанно,Прохладная влага вглубь льется, как благо…Вот ярость дождянаконец стихает,Земля размягченнаяотдыхает,И, отягченная,чует она,Как новой жизни растут семена.
Возвращение рыбаков
Перевод М. Зенкевича
Осыпайте блестками брызг корму,Веселей и дружней налегайте на весла,Бороздите и вспахивайте море.Ведь вскоре солнце канет в океан,Торопятся белки забрать свой корм,И в белую пену ныряет киль.Зимородок торопит вас, рыбаки,Веселее гребите: родное селеньеИ пристань с народом видны вдали.
Ибадан
Перевод М. Зенкевича
Ибадан —как ржавчина с золотом,Рассыпан, раскинут, разбросанСредь семи холмов и расколотымФарфором блестит на солнце.
Дерево
Перевод М. Зенкевича
Больное дерево застыло в безмолвии,Самое могучее во всем лесу,Не сожженное меткой стрелою молнии,Сохранившее веток зеленых красу.Но чья-то рука сквозь кору древесины(То был лесник иль лесной старожил)Поранила дерево до сердцевины,Пустила кровь из древесных жил.Под деревом тем, как в беседке ветвистой,Всю ночь мы лежали, и тихо во мракОно источалосвой сок душистый,А утром упало,и сокиссяк.
Мост,устремленный в даль голубую,Стрелой — дорогойБольшого пути,Изогнут радугой,Как можешь безропотно ты такуюТяжесть людскуюна спине нести?Наше дитя, ты впередУстремил гигантский пролет,Учи нас, как выстоять перед бедой —С каменным грузом,С тяжкой обузойВзлетая, как ты,над бурной водой!
288
Иддо— город на острове, соединенном с материком мостом.
Погребальная песнь
Перевод В. Минушина
Укажите мне дом, где не было мертвых.Смерть — единственное, что нам не подвластно.Сын убит, дочери больше нет,Из единого семечка дерево встанет…Дерево
срублено безумным жестом,Неужто и целому лесу рухнуть вместе с ним?Земля станет пустыней,Где разбросаны камни да кости.Слезы — родник, бьющий из сердца.Слезы — не вода, которую ждет земля.Страх — нежеланное дитя сердца,Собирает камни, собирает кости,Строит руины.О, давайте зажжем погребальный костер.Но не мы будем для него сухими ветвями.Пусть безумные рубщики пылают в нем.О, не будем рубить людскую поросль.
Дорога Лагос — Ибадан близ Шагаму
Перевод В. Минушина
Автобус брал с ревом подъем. ПрижатыК сиденьям, пятьдесят скучающих пассажиров покорноТряску терпели, каждый думал о том,Как закончит свой путь.Все в божьих руках— говорится в однойПритче и Ничто на светеНе вечно— в другой. А над,Над вершиной ШиттуУже их судьба ожидала, какОблачко гашиша бесплотна. ВзмахСо всего плеча, ноОтстала и дымом вослед потеклаПо траве цвета индиго.Будто мчался потокС холма, калейдоскопВоспоминаний, не удавшийся поворот,Переворот колесами вверх, иПутники выброшены в кювет:Под нежаркое раннее солнце,К мухам, первыми, как всегда,Прибывшим по тревоге. Вода изПридорожной канавы омывала их общую рану,Заглушала их общий стон.Помощь не понадобилась,Все умерли моментально.Писали в газетах: полицияИщет водителя,Спасшегося, по счастью.
Снежинки снижаются кротко,со смутного ока небападают легко, легонькона замученные зимою вязы. И ветви,голые, ободранные зимою,под весом невесомого снегасклоняются, как потрясенные плакальщики,когда белый саван медленноустилает бессмертную землю.Мертвый сон украдкойподнимается по калориферуи смежает мои глазапушинкой, садящейся на воду.И вот в моем мертвом снемне грезится греза. Снитсяне мертвая почва, не вязы,держащие караул. Мне снятся птицы черные,летают во мне, гнездятся, высиживают птенцовна масличных пальмах,добывающих солнце плодам,с корнями, изрубленнымилопатами корчевщиков.Мне снится, что корчевщикивымотались и прислонилиськ моим корням, от которых им пришлось отступиться,и масличные пальмы дали корчевщикам солнце.Однако на свои пальмыони глядели слепо,насупившись и нахмурившись, потому что лучистые солнцане смогли обрестиблеска золота!Потом я проснулся. Я проснулсяв молчаливо сыплющемся снеге,и вязы на заднем планекланялись и гнулись,как мусульмане в белых одеждахна вечерней молитве,и земля была загадочная,словно лик божий в гробнице.
289
Гэбриэл Окара(Имомотиме Обайбаинг Окара) родился в 1921 году в краю, населенном народом иджо, в дельте Нигера. Окончил государственный колледж в городе Умуахия. Его стихи публиковались в различных журналах и антологиях. Пишет по-английски. Стихотворения «Снежинки снижаются кротко», поэма «Заклинание рыбака» взяты из книги «Голоса африканских поэтов», остальные — из сборника «Поэты Нигерии».
Барабаны и фортепьяно
Перевод Андрея Сергеева
Когда у реки на рассвете я слышутелеграфный постук лесных барабанов,их повесть о юности, о начинаньях,их магический ритм, неотвязный, болезненный,как старая незажившая рана, —я вижу пантеру, готовую броситься,леопарда, взревевшего перед прыжком,и охотников, спрятавшихся в траве.И в жилах кровь убыстряет бег,гонит вспять мои годы, я вижусебя малышом на коленях у матери,себя на простой деревенской тропе,себя в деревне, где все по старинке,и сам я прост и крепко стоюбосыми ступнями на теплой земле,а вокруг, как живые, трепещут листья.И тогда я слышу плач фортепьяпов концертном зале, где, поддаваясьего мольбам, заклинаньям и лести,плачут люди о дальних странах,о неизведанных новых путях…Но фортепьяно, нежданно сбившись,речь обрывает на полуслове,остром, как жало клинка.И я, потерянный в предрассветномтумане столетья, брожу и брожунад рекой, околдован ритмамилесных барабанов и фортепьяно.