Погоня за судьбой
Шрифт:
— Зачем ты так? — тускло обронила Элизабет Стилл. — Неужели ты ещё не поняла? Мы живы, пока жива твоя память о нас.
— Но что толку от памяти, когда всему суждено раствориться во времени, исчезнуть?! И тогда даже памяти не останется – некому будет её хранить!
Моя ладонь легла на рукоять. Внутри, за дверью тепло улыбались мои родители, а Джей в нетерпении колотил по полу хвостом. Ведь так? Они же действительно там?
… — Я помню твои… Нет, не последние… Твои слова – ты сказала мне, что любишь меня, — шептала ночная тишина голосом Софи, роняя на спелые колосья солёные капли дождя. — Ты так долго молчала… Я уже не надеялась,
… Что-то жарко вспыхнуло в моей груди, и вдруг тысячей молний сверкнуло страшное осмысление – вернувшись домой, я останусь там навсегда. Я больше никогда, никогда не увижу мою Софи, наши пути разойдутся навеки, необратимо, до самого конца времён, и больше не пересекутся.
Я отпустила медную ручку, в безотчётном порыве развернулась, стремглав соскочила с крыльца на землю и побежала. Сзади кто-то закричал:
— Всё правильно! Вот он, верный ответ!
Я бежала вперёд, прорываясь сквозь бесконечное поле, оскальзываясь, спотыкаясь и падая. Я вставала и снова бежала, отчаянно неслась прочь от дома-ловушки, а вокруг палящим пламенем разгоралась пшеница. Огонь обступал меня со всех сторон, жёлтые колосья пылали миллиардами факелов. Жар обжигал тело, треск сгорающих зарослей заполнил собою весь трясущийся и дрожащий мир, и стремительно чернеющее небо навалилось на меня всем своим весом…
Глава II. Лиловое небо
… Сиплым судорожным вдохом сознание вернулось в свинцовое тело. В глаза ударил слепящий свет, а мир вокруг продолжал мелко дрожать, словно Вселенную знобило от холода. Мучительно, постепенно размыкала я веки, мелкими порциями пропуская обжигающие с непривычки зарницы света. Рядом никого не было. Тело пронизывал ритмичный, едва различимый вибрирующий гул, нарушаемый мерным и монотонным писком приборов.
Где я? Почему всё дрожит и трясётся? Белый потолок… Сколько раз я видела его? Он словно преследовал меня, шёл по пятам, и стоило мне только дать слабину – он разворачивался над головой и загораживал собою всё…
— Где я? — едва слышно прохрипела я, не узнав звук собственного голоса.
— Вы вышли из комы, — констатировал чей-то голос, и на стене передо мной возникло мерцающее бледное, острое лицо. Внимательные прозрачные глаза пожилой женщины пристально изучали меня. — Вы находитесь дома, на стационаре. Если вам что-то понадобится, умный дом управляется мысленно, всё интуитивно. Интерфейсная метка у вас на левом виске… Если понадобится уход, вы можете вызвать дежурную медсестру, я приду в течение пяти минут. Настоятельно прошу не покидать кровать без санкции медперсонала и дождаться обхода… И да, по поводу тряски – не обращайте внимания, здесь всегда так. Землетрясение скоро закончится. У вас, возможно, есть вопросы?
Вопросы… Какие тут вопросы? Прийти бы в себя…
Я отрицательно мотнула головой. Лицо исчезло, а его место на стене заняли разноцветные узоры, плывущие сквозь пустоту. В воздухе царила приятная смесь синтетических запахов – неопределённый освежитель воздуха, чистая постель, озоновая прохлада. Сбоку от меня мерно пищал аппарат, из которого под простыню уходила дренажная трубка. Я попыталась набрать полную грудь воздуха, и не смогла. Внутри меня что-то хрипело и сипело, словно кто-то досасывал остатки молочного коктейля из пластикового стакана сквозь трубочку.
Организм
Вибрация постепенно стихала, гул превращался в шёпот, и через минуту землетрясение сошло на нет – как и обещала медсестра. Только сейчас, пошевелив сухим, липнущим к нёбу языком, я почувствовала, как сильно пересохло во рту. Огляделась в поисках воды, попыталась привстать, но ничего не вышло – мышцы тела были слабы от долгого пребывания без движения.
Как же хочется пить… Послышалось тихое жужжание, и в стене напротив, расползаясь в стороны, образовалось отверстие. Оттуда высунулся суставчатый манипулятор и потянулся сквозь комнату прямо ко мне. К самому лицу приблизился оконечник трубки. Мне только и оставалось, что дотянуться до него губами, и прохладная жидкость тут же устремилась вниз по пищеводу. Я пила и никак не могла напиться. Несколько жадных глотков – и горло начало саднить, я поперхнулась и закашлялась, разбрызгивая воду на белоснежную простыню.
Узоры на стене передо мной растворились, и вспыхнуло полупрозрачное голографическое полотно, на котором гигантскими чёрными буквами было написано:
«Аккуратнее, не подавись. Ты мне ещё пригодишься».
Что за идиотские приколы… Чья это неостроумная шутка? Я небрежно отпихнула оконечник, который с тихим жужжанием деликатно убрался обратно в стену. Огляделась, но никого не увидела. Надпись на полотне сменилась:
«Можешь не искать. Я на кухне, в биоконтейнере. Скажи-ка мне что-нибудь».
Я тупо таращилась на импровизированный экран. Слова рассы?пались, исчезли, и буквы принялись выстраиваться в новый порядок:
«Ты что, окончательно голову отбила? Не узнаёшь старика?»
— Дядя Ваня? — глухо спросила я и недоумённо нахмурилась. — Что ты тут делаешь?
«Сторожу твой сон, что же ещё? Отбиваю от ретивых принцев, которые тут ошиваются в попытках поцеловать спящую царевну».
— Каких ещё принцев? О чём ты? Как вообще ты тут оказался?
«Где твоё чувство юмора? Видать, хорошо тебя приложило… Ты ведь сама меня отыскала в пылу заварушки и притащила на корабль».
Точно. Кажется, я что-то вспоминала. Нечто мутное, бесформенное, будто чужой устный пересказ старинного фильма. Яростный вой ветра, стрельба, борьба и звенящие по железному полу ампулы и пузырьки. А ещё боль. Адская, нечеловеческая боль в животе…
Я машинально коснулась себя под простынёй. Хоть и слегка притуплённые, ощущения были на месте. Но боли не было.
— Значит, ты так и сидишь в чемодане? — спросила я, оглядывая пустую комнату. — И как тебе там живётся?
«Не жалуюсь, — загорелась надпись. — Переноску вовремя заряжают и заправляют глюкозой, регулярно обновляют кровезаменитель, поэтому мне вполне комфортно. К тому же, у меня здесь в каждому углу глаза и уши. Мне дали доступ к паре камер, но ты же понимаешь – где доступ к паре, там доступ ко всем…»