Похождения Гекльберри Финна (пер.Ранцов)
Шрифт:
— Да, сэр, это главное. Маменька, бывало, всегда говаривала то же самое.
Когда мы пристали к пароходу, он почти окончил грузиться и скоро отчалил. Король не сказал ни слова про то, чтобы сесть на пароход, так что я остался без катанья. Едва успел пароход отвалить, король заставил меня проплыть еще с милю к пустынному месту, сошел там на берег и говорит:
— Теперь слетай назад живым манером, привези сюда герцога, да захвати новые чемоданы. А если он уже переправился на ту сторону, то съезди за ним и туда. Скажи ему, чтобы явился во что бы то ни стало. Ну, отправляйся!
Я
— А как вы насчет того, чтобы изобразить глухонемого, Бриджуотер? — спросил он герцога.
Герцог ответил, об этом нечего беспокоиться, ему уже случалось не раз исполнять роли глухонемых на театральных подмостках.
Оба стали поджидать парохода. Около полудня прошло два маленьких пароходика, но оказалось, что они шли не издалека; вот, наконец, появился большой пароход, и они окликнули его. За нами прислали ялик, и мы переправились на борт. Пароход шел из Цинциннати; но когда на нем узнали, что нам нужно проехать всего четыре-пять миль, пароходное начальство рассвирепело и принялось ругаться, говоря, что не высадит нас. Но король был спокоен.
— Если джентльмен имеет возможность, — сказал он, — заплатить по доллару за милю, с тем чтобы его доставили до места и свезли на берег в ялике, то и пароход не останется внакладе, не так ли?
Пароходное начальство тотчас же смягчилось и объявило, что теперь все уладилось; когда мы доехали до городка, нас туда доставили на ялике. Человек двадцать сбежалось поглазеть, заметив подплывающий ялик. Король обратился к ним:
— Не можете ли вы, джентльмены, указать мне, где живет мистер Питер Уилкс?
Те переглянулись и покачали головами, словно хотели сказать: «Ну вот, что я вам говорил?» Один из них промолвил тихо и осторожно:
— Очень сожалею, сэр, но мы можем только сообщить вам, где он жил до вчерашнего вечера…
Не успел я оглянуться, как старый мошенник с размаху так и кинулся на шею этому человеку, уперся подбородком в его плечо и захныкал:
— Увы! Наш бедный брат умер! Не суждено нам свидеться с ним… Ох! Какое ужасное несчастье!
Потом он обернулся, продолжая хныкать, и стал делать руками какие-то идиотские знаки герцогу, а тот, черт возьми! выронил из рук саквояж и заревел благим матом. Право, я еще не видывал таких ловких мазуриков, как эта парочка!
Ну, конечно, люди обступили их, соболезнуя им, — утешали их всякими добрыми словами: кто тащил за ними саквояжи на гору, кто поддерживал их под руки, когда они шли и плакали, кто рассказывал королю про последние минуты его брата, а король все это передавал герцогу знаками, — оба так убивались об умершем кожевнике, словно то были все двенадцать апостолов. Назовите меня негром, если когда-нибудь прежде мне приходилось видеть что-либо подобное.
Право, даже стыдно становилось за человеческую породу!
Глава XXV
Они! —
В одну минуту новость облетела весь город; куда ни глянь — отовсюду народ бежал бегом, иные даже надевали камзолы и куртки уже на ходу. Скоро мы очутились среди целой толпы, шум и топот был такой, словно марширует целый полк. Во всех дверях и окнах торчали любопытные головы. Поминутно кто-нибудь спрашивал, выглянув из-за забора:
— Что? Приехали?..
А бежавшие с толпой отвечали:
— Можете биться об заклад, что приехали!
Когда мы дошли до дому, вся улица была запружена народом, и все три девушки стояли в дверях. Мэри Джен была рыжеволосая, но прехорошенькая — таких я еще не видывал. Ее лицо и глаза сияли от восторга — так она обрадовалась приезду дядюшек Король раскрыл объятия, Мэри Джен кинулась ему на шею, а Заячья Губа подбежала к герцогу — и пошла потеха! Почти все, по крайней мере все женщины, плакали от умиления, глядя, как родственники, наконец, свиделись и как теперь счастливы вместе.
Король украдкой подтолкнул герцога локтем, потом оглянулся, увидал гроб, стоявший в углу на двух стульях, — и тогда оба, обнявшись и прижав одну руку к глазам, направились туда торжественным шагом. Все расступились, чтобы дать им дорогу; говор и шум сразу утихли, послышалось: «шш!..» Мужчины все поснимали шапки и стояли, потупив головы. Можно было даже услышать полет мухи. Дойдя до гроба, они нагнулись, заглянули туда и так заревели, что их можно было услышать и в Орлеане; они обнимались, упираясь подбородками друг другу в плечи, это продолжалось минуты три-четыре. Я еще не видывал, чтобы кто-нибудь так заливался слезами, как эти двое плутов. И представьте: все следовали их примеру — столько тут было воды пролито, я и не знаю! Потом один встал по одну сторону гроба, другой по другую, оба опустились на колени, склонили головы на край гроба и погрузились в тихую молитву. Ну, когда дошло до этого, толпа так растрогалась, что вы и представить себе не можете! Все кинулись на колени и зарыдали громко, в голос; бедные девочки тоже; каждая женщина подходила к сиротам, не говоря ни слова, целовала их в лоб так торжественно, клала им руку на голову и устремляла глаза в небо, между тем как слезы ручьем текли у нее по щекам, наконец, уходила, рыдая и всхлипывая, и уступала свое место другой женщине. В жизнь свою я не видывал ничего противнее!
Но вот король поднялся, выступил немного вперед и, сделав над собой усилие, прошамкал сквозь слезы трогательную речь о том, какое тяжелое испытание для него и его бедного брата потерять покойника и не увидеть его в живых после долгого путешествия в четыре с лишним тысячи миль, но это испытание смягчено для них этим милым сочувственным приемом и этими святыми слезами, — за это он их всех благодарит от всего сердца и от имени брата; словами этого не выскажешь, слова холодны и бессильны… и разный подобный вздор и чепуху, так что слушать было тошно. Под конец он наскоро пробормотал какие-то молитвенные слова, отвернулся и пошел рюмить пуще прежнего.