Похождения Гекльберри Финна (пер.Ранцов)
Шрифт:
Я заметил, что крышка гроба лежит в прежнем положении, но не посмел заглянуть под нее, — кругом были люди.
Затем начал стекаться народ; наши мошенники и все три девушки сидели в первом ряду стульев, у изголовья гроба; целых полчаса знакомые медленно подходили по очереди к гробу, заглядывали в лицо покойнику, иные роняли слезу; было очень тихо и торжественно; только девушки подносили носовые платки к глазам и тихонько всхлипывали. Слышалось шарканье ног по полу и сморканье — известно, люди обычно больше всего сморкаются на похоронах, да еще в церкви.
Когда комнаты стали битком набиты публикой, погребальных дел мастер в черных перчатках стал обходить
Для случая взяли напрокат фисгармонию, — признаться, довольно разбитую, и когда все было готово, одна молодая женщина села и заиграла, так жалобно, заунывно; все запели хором. Затем преподобный Гобсон выступил вперед тихим, торжественным шагом и начал говорить. Вдруг из подвала раздался отчаянный лай — такого я, кажется, отроду не слыхивал: лаяла всего одна собака, но тем не менее подняла страшный содом, лаяла без устали, без перерыва. Пастор должен был стоять над гробом и ждать — мысли путались в голове от шума. Очень странно это вышло, все были в недоумении, не знали что и делать. Но вот долговязый гробовщик подал знак проповеднику: «Не беспокойтесь, дескать, — положитесь на меня, я все устрою!» Он согнулся и стал пробираться вдоль стены, скользя как тень,
только плечи его мелькали над головами толпы, а лай становился все громче, отчаяннее; наконец, гробовщик спустился вниз, в подвал. Прошло две секунды, мы услышали глухой удар, собака закончила свой концерт раздирающим воем, и затем водворилась гробовая тишина — пастор мог продолжать с того, на чем остановился. Минуты две спустя, смотрим: плечи и спина гробовщика опять скользят вдоль стены, обошли одну стену, другую, третью, наконец, он выпрямился, сложил руки у рта в виде воронки, вытянул шею по направлению к проповеднику и проговорил громким шепотом: «Она крысу поймала!» Опять он согнулся и пробрался по стенке к своему месту. Тотчас же можно было заметить в толпе движение удовольствия — разумеется, им хотелось знать, в чем дело и отчего это лает собака? Такая безделица ничего не стоит человеку, а между тем такими-то мелкими услугами он может заставить себя полюбить. Во всем городе не было человека популярнее этого гробовщика!
Надгробное слово было очень красноречиво, но чертовски длинно и скучно; потом опять вмешался король и наговорил, по своей привычке, кучу вздора, — наконец, все было проделано, как подобает, и гробовщик начал пробираться к гробу со своей отверткой. Меня бросило в пот, я не спускал с него глаз… Но он недолго возился, надвинул крышку на место тихо и мягко, как по маслу, потом быстро и плотно завинтил ее. Славно же я попался! Как теперь узнать, там ли деньги или нет? А вдруг кто-нибудь исподтишка стащил мешок? Как тут быть: писать письмо к Мэри Джен или нет? Положим, она заставит вырыть тело и ничего не найдет в гробу. Что она обо мне подумает? Черт возьми, еще, пожалуй, в тюрьму запрячут, лучше уж промолчу, не напишу ей вовсе. Теперь дело страшно запуталось; стараясь поправить его, я его ухудшил во сто раз. Как я жалел, что впутался, непрошеный, в эту проклятую историю.
Покойника закопали, мы вернулись домой, и я опять занялся наблюдениями — но напрасно, на лицах домашних я ничего
Вечером король отправился по гостям, всех подмаслил и, между прочим, внушил, что там, в Англии, его приход обойтись без него не может, так что он должен торопиться покончить скорее с делами по наследству и ехать домой. Он очень жалел, что ему приходится так спешить, да и все жалели — но что же делать, все понимали, что он никак не может остаться дольше. Он объявил, что они с Вильямом, разумеется, возьмут девушек с собой; всем это очень понравилось, по крайней мере, сиротки будут хорошо пристроены и останутся в родной семье. Девушки были в восторге и даже позабыли о своем горе; они сами советовали старику все поскорее распродать, а уж они-то будут готовы! Бедняжки были так рады и счастливы; при взгляде на них у меня ныло сердце, что их так дурачат и обманывают, но вмешаться я не мог.
И в самом деле, король немедленно расклеил объявление о продаже с аукциона и дома, и негров, и всего имущества. Аукцион должен был состояться через два дня после похорон, но каждый мог покупать и раньше частным образом, коли пожелает.
На другой же день после похорон, около полудня, радость девочек несколько омрачилась: пришли работорговцы, и король благоразумно сбыл им негров с трехдневным переводом на банк, как они это называли, — и вот негры уехали, — оба сына вверх по реке в Мемфис, а мать их вниз, в Орлеан. И негры, и бедные девочки плакали навзрыд и убивались так, что, глядя на них, у меня сердце разрывалось. Девушки говорили, что им никогда и во сне не снилось, чтобы семью негров разлучили или продали куда-нибудь на чужбину. Никогда не изгладится из моей памяти эта картина: бедные девушки повисли на шее у невольников, обливаясь слезами. Мне кажется, я не выдержал бы и тут же выдал мазуриков, если б не знал, что продажа будет объявлена недействительной и негры вернутся домой недели через две.
Все это наделало немало шуму в городе; многие пришли и так-таки напрямик объявили, что стыд и срам разлучать таким образом мать с ее детьми. Это несколько сконфузило обманщиков, но старик скоро оправился и продолжал орудовать как ни в чем не бывало, не обращая внимания на слова герцога, — а герцог чувствовал себя очень неловко.
На другой день был назначен аукцион. Утром, на рассвете король с герцогом оба пришли ко мне на чердак и разбудили меня: я тотчас же догадался по их физиономиям, что дело неладно.
— Входил ты ко мне в комнату третьего дня ночью? — спросил король.
— Нет, ваше величество (так я всегда называл его, когда тут не было никого постороннего).
— А вчера был?
— Не был, ваше величество.
— Смотри ты у меня, — не лгать, говори правду…
— Честное слово, ваше величество, я говорю сущую правду! Я и не подходил близко к вашей комнате с тех пор, как мисс Мэри Джен повела вас туда и показала вам вашу спальню.
Тут вмешался и герцог:
— А не видал ли ты, чтобы туда входил кто другой?
— Нет, ваша светлость, насколько мне помнится…
— Постой… подумай хорошенько.
Я задумался, потом и говорю:
— Да, правда, я несколько раз замечал, как туда входили негры.
Оба так и подскочили.
— Как? — переспросил герцог. — Неужели все входили?
— Нет, по крайней мере, не все разом… То есть, признаться, я всего один раз видел, как они выходили оттуда все вместе…
— Ага! Когда же это было?
— В день похорон. Утром. Было не особенно рано, потому что я проспал. Только стал я спускаться по своей лесенке — смотрю: они тут как тут…