Похождения Гекльберри Финна (пер.Ранцов)
Шрифт:
Едва успел он это выговорить, как кто-то в толпе подхватил молитву, все к нему присоединились, запели во весь голос псалом, и это дружное пение согрело сердце и стало так приятно, как бывает, когда выйдешь наконец из церкви. Музыка — вещь хорошая, особенно же после всего этого обмана и притворства она подействовала на меня таким освежающим образом и звучала так честно, отрадно!
Король объявил, что он и его племянницы будут очень рады, если некоторые из присутствующих, ближайшие друзья дома, останутся здесь отужинать нынче вечером, помянуть покойника; если бы бедный брат, лежащий бездыханным, мог говорить, он назвал бы имена этих друзей,
Пастор Гобсон и доктор Робинсон оказались вместе где-то на другом конце города: доктор спроваживал на тот свет одного больного, а священник снабжал его последними утешениями. Адвокат Белл уехал в Луисвилл по делам. Остальные же приятели были все налицо, подходили к королю, пожимали ему руку, благодарили его. Точно так же трясли руку и герцога, но не говорили с ним ни слова, только улыбались, бессмысленно качая головами, а он делал разные знаки руками, лепеча все время: «Гоо-гоо-гоо-гоо», словно младенец, который не умеет говорить.
Король долго еще болтал, ухитряясь разведывать чуть ли не про каждую собаку в городе, а сам в разговоре нарочно упоминал разные мелочи, пустячные случаи, тогда-то и тогда-то происходившие либо в городе, либо в семействах Джорджа и Питера. Он объяснял, что все это Питер писал ему в письмах, но это ложь: всякую безделицу он выведал от того глупого парня, которого довез в лодке к пароходу.
Между тем Мэри Джен принесла письмо, оставленное покойным дядей; король прочел его вслух, утирая слезы. По этому письму дом и три тысячи золотом предназначались девушкам, а кожевенная мастерская (работавшая очень хорошо), вместе с другими домами и землей (стоимостью около семи тысяч долларов), да еще остальные три тысячи золотом доставались Гарвею с братом; тут же было указано, где спрятан капитал в шесть тысяч долларов: внизу, в погребе. Оба мошенника вызвались принести оттуда казну, чтобы все поделить, как следует; меня заставили идти вперед со свечой. Мы затворили за собой дверь подвала и, когда нашли мешок, высыпали деньги на пол. Любо-дорого было смотреть на всю эту кучу золота! А у короля глаза так и разгорелись! Он хлопнул герцога по плечу:
— Глянь-ка! Ведь все настоящие, не фальшивые! Ну, Бриджи, перед этим наш недавний заработок с «Камелеопардом» — сущие пустяки, правда?
Герцог с этим согласился. Они запустили лапы в груду денег, пересыпали их между пальцами, так что монеты со звоном катились на пол.
— Что и говорить, Бриджи, видно, нам на роду написано быть братьями богатого человека и его наследниками. Вот что значит уповать на Провидение! Это самый лучший путь, как ни верти… Я уж все пути перепробовал — нет лучше этого.
Всякий другой остался бы доволен такой пропастью золота и принял бы ее на веру — так нет же, они взялись пересчитывать деньги. Пересчитали и не досчитались четырехсот пятнадцати долларов.
— Черт его подери, — сказал король, — и куда это он мог девать четыреста пятнадцать долларов!
Они обыскали весь погреб, но ничего не нашли.
— Ну, что ж, — возразил герцог, — покойник был человек больной, мог и обсчитаться — вот я как об этом полагаю. Самое лучшее, мне кажется, оставить это как есть и промолчать. Можем обойтись и без этих денег.
— Ну, конечно, это сущий
— Постойте, — молвил герцог, — Пополним дефицит своими деньгами! — И он начал вытаскивать доллары из своего собственного кармана.
— Удивительная идея, чудесная идея! — воскликнул король, — Умная же у вас башка! Гляди-ка, опять нас выручает наш «Камелеопард»!
Старик тоже принялся вываливать из кармана монеты и складывать их кучкой.
Как ни жалко было, а пополнили шесть тысяч долларов до последнего гроша.
— Знаете ли, — заметил герцог, — мне пришла в голову еще одна мысль: пойдем наверх, пересчитаем деньги при всех и отдадим их девочкам.
— Создатель мой! Герцог, позвольте обнять вас! Это блестящая мысль! У вас действительно гениальная голова! Да, это мастерская проделка, или я ничего не смыслю… Пусть-ка попробуют заподозрить нас в обмане. После этого мы их обезоружим!
Когда мы поднялись наверх, все столпились вокруг стола, король пересчитал деньги и сложил их в кучки, по триста долларов в каждой, — получилось двадцать аккуратных маленьких стопок Все смотрели с жадностью, облизываясь. Потом свалили золото назад в мешок Смотрю, а король опять собирается говорить речь.
— Друзья мои, — начал он, — мой бедный покойный брат поступил великодушно с теми, кто остался в сей юдоли скорби. Он поступил великодушно и с этими бедненькими овечками, которых любил и лелеял, — несчастные сиротки, без отца и матери! Конечно, он оставил бы им еще больше, если б не боялся обидеть своего дорогого Вильяма и меня. Но, спрашивается, обидело бы это нас? Мне кажется, тут не может быть сомнений. Какие бы мы были братья, если б не поняли его намерений в такую минуту? Какие мы были бы дяди, если б согласились ограбить — да, ограбить этих кротких, бедных овечек, которых он так любил? Насколько я знаю Вильяма, а, мне кажется, я знаю его хорошо, то думаю, что и он… впрочем, погодите, я спрошу его.
Он повернулся и стал делать герцогу какие-то знаки руками. Герцог сначала бессмысленно выпучил на него глаза, потом вдруг словно понял его мысль, да как бросится к королю, мыча от радости, и как начнет его тискать в объятиях — кажется, и конца этому не будет!
— Я так и знал, — продолжал король, — надеюсь, это убедит всех присутствующих, каковы его чувства. Итак, Мэри Джен, Сюзанна, Джоан, вот возьмите деньги, возьмите их все! Это дар покойного, лежащего там, внизу, хладным трупом, но, наверное, его душа ликует в настоящую минуту!
Мэри Джен бросилась ему на шею, Сюзанна и Заячья Губа кинулись к герцогу; таких поцелуев и объятий я еще отроду не видывал. Все облепили мошенников со слезами на глазах, пожимали им руки, приговаривая:
— Какой благородный поступок! Добрые души! И как они могли!..
Но скоро опять заговорили о покойнике, какой он был добрый и какая потеря, что он умер, и все такое. Между тем вошел какой-то высокий мужчина с выдающимися челюстями, протискался сквозь толпу и остановился, не говоря ни слова. Никто с ним не заговаривал: в это время разглагольствовал король, и все развесили уши, слушая его. А король-то и рад, мелет да мелет без устали.