Полицейское управление
Шрифт:
Макинерни взглянул на часы. Он не любил попусту тратить время.
— Если это все, пожелаю вам доброго дня. Святая Церковь — строгая хозяйка.
— Спасибо, монсеньор.
Мэлоун, сопровождаемый Макинерни, пошел к двери, потом вдруг остановился.
— У вас есть связи в издательстве «Тин пэн»?
Макинерни удивился.
— У нас везде есть друзья. Почему вы спросили?
— Нам нужна копия «Песни Асафа». Слышали о такой?
Макинерни хлопнул себя по груди и, запрокинув голову, рассмеялся.
— В вашем богословском образовании явно есть пробелы,
— То есть?
Монсеньор снял с полки Библию, перелистал страницы.
— Вот ваша «Песнь Асафа», семьдесят второй псалом, — и архиепископ громко зачитал: — «Как благ Бог к Израилю, с чистым сердцем».
В псалме говорилось о недовольстве Бога своим народом. О том, как благоденствуют богатые, другие же страдают. Как гордыня обвила богатых, будто ожерелье; дерзость, как наряд, одевает их. Голос Макинерни был полон печали. Он читал, как Бог спас народ от уничтожения и вывел его через дикие места к спасению:
— «А грешили они еще более против Него, издеваясь над Всевышним. И отступили от Него в своих сердцах, требуя пищи для своих грехов. Несмотря на то, что Он сделал для них, они говорили против Бога. Они сказали: „Может Бог накрыть стол в пустыне?“»
Детективы внимательно слушали. Завораживающий голос священника заглушал какофонию гудков на Мэдисон-авеню. Каждый переносился мыслями в дни Иакова. Макинерни читал, как они лгали Ему своими языками. Нечестивые в своем сердце и неустойчивые в вере. Но Он, полный благости, простил их множество раз, отводя от них свой гнев. Они всего лишь плоть: буря пронесется и не вернется снова.
Джейку Штерну снова было тринадцать лет. Была Суббота, и мать зажигала субботние свечи. Его отец читал поминальные молитвы. Спустя столько лет он вновь ощутил вкусный запах жареной курицы и испытал приятную горечь воспоминаний.
Мэлоуну тоже было тринадцать. Он стоял в церкви с матерью. Перед ними «Седьмой день Креста». «Мама, как Бог может быть одновременно во всех церквях мира?» — спросил он тогда.
Макинерни прервал чтение и опустил Библию.
Наступило неловкое молчание. Его нарушил Мэлоун, который, подойдя к телефону, набрал номер участка. Ответил Хайнеман. Мэлоун попросил его достать Библию Сары Айзингер. Металлический, лязг брошенной на стол трубки резанул слух Мэлоуна. Вернулся Хайнеман и снова взял трубку.
— Библия у меня.
— Найди семьдесят второй псалом.
— Нашел. «Как благ Бог к Израилю…»
— Читать не надо. Посмотри, нет ли чего-нибудь между страницами и не подчеркнуты ли строки.
Слышно было, как Хайнеман листает страницы, бормоча:
— Бог возложил свою веру… Ничего… Они грешники… О, мой народ… А-ла-ла… Нашел! Восемьдесят второй псалом. Первые четыре строфы подчеркнуты чернилами.
Мэлоун положил трубку и бесцеремонно взял Библию из рук монсеньора. Нашел восемьдесят второй псалом.
Боже! Не промолчи, не безмолвствуй и не оставайся в покое, Боже!
Ибо вот, враги Твои шумят, и ненавидящие Тебя подняли голову!
Против
Сказали: «Пойдем и истребим их из народов, чтобы не вспоминалось более имя Израиля».
Мэлоун совещался за закрытыми дверями с Джеком Харриганом уже около сорока минут. Первым делом он спросил сержанта, узнал ли тот что-нибудь об Андермане и Брэкстонах.
— Пусто, — ответил Харриган.
Мэлоун стоял у окна, глядя на бесконечную толпу туристов.
— Анкори?
— Машина Анкори и еще три грузовика отъехали от Восточной судоходной компании незадолго до того, как уехала Андреа Сент-Джеймс. Твои ребята сидели в фургоне внешнего наблюдения, мои поехали за ними. Приехав в аэропорт Кеннеди, они получили груз в опечатанных контейнерах из Франции. Поговорив с таможенником, один из моих людей узнал, что в контейнерах автозапчасти для Восточной судоходной компании. Из аэропорта они поехали в Форт-Тоттен и больше не выезжали оттуда. Насколько я знаю, они и сейчас там.
— Как ты думаешь, что происходит в форте?
Харриган покачал головой.
— Мы не можем подобраться ближе, не рискуя провалить всю операцию.
Мэлоун полез в карман, вынул лист бумаги и отдал Харригану.
— Здесь имена сорока полицейских, переведенных из различных участков. Пусть один из твоих людей походит по барам вблизи этих участков и поспрашивает насчет этих парней. Но осторожнее. Не мне тебя учить. Что-нибудь вроде: «Я учился с таким-то, как у него дела?» Надо узнать, что они из себя представляют как полицейские.
Харриган взял список и сунул в карман рубашки.
Мэлоун посмотрел в глаза сержанта.
— Надо установить подслушивающую аппаратуру в Восточной компании и у Брэкстонов. Они могут вернуться, расслабиться и выболтать что-нибудь.
Харриган прислонился к стене.
— У нас нет оснований просить такой ордер в суде.
Они обменялись осторожными взглядами.
— На этот раз обойдемся без ордера, — ответил Мэлоун.
Харриган кивнул и, оттолкнувшись от стены, вышел из кабинета.
Мэлоун опять выглянул в окно. Солнце било в глаза. Было видно, что стекло покрыто пылью и грязью. На подоконнике валялись окурки и горелые спички. Между рамами в паутине застряли дохлые мухи. «Проклятое окно, наверное, не мыли несколько лет», — подумал он. Потом внезапно вспомнил дело Грейсона. Впервые за много лет. Тогда Мэлоун только начинал карьеру детектива. Патрульный Джозеф Грейсон четверть века прослужил на одном месте. Знал всех. Это случилось в вечернюю смену с 4-х до 12-ти. Грейсон зашел в гриль-бар Макдэйда. В рапорте было сказано, что он пришел по личному делу, но все знали, что Грейсон обходился пивом и своими бутербродами. Вошел и застал налет. Два ублюдка выпустили пять пуль ему в грудь. Патологоанатом утверждал, что Грейсон даже не успел понять, что произошло. Дело поручили Мэлоуну. Это был его первый убитый полицейский, но не последний.