Полное собрание сочинений. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая
Шрифт:
«Ну, что же, ушел. И кончено, и кончено», сказал он себе, вдруг поворачивая в первый переулок. Пройдя несколько сот шагов по переулку, он, тяжело дыша, остановился и оглянулся вокруг себя.
— Не довезть ли, барин? — сказал ему ехавший навстречу извощик.
— Да, да! — сказал Пьер, подходя к дрожкам.
— Куда прикажете?
— Куда? — сказал Пьер удивленно и только теперь вспомнил, что куда-нибудь надо было ехать, куда-нибудь туда, где никто из знакомых не мог бы найти его.
— На Патриаршие пруды, — сказал Пьер, вспомнив о вдове Баздеева, которая жила там на уединенной квартире и которая недавно еще, извещая Пьера о своем намерении уехать из Москвы, просила его принять от нее завещанные покойным графу Безухову бумаги и книги.
«Они никого не знают, и они спрячут меня», подумал Пьер.
Оглядев
Пьеру вдруг стало беспричинно радостно и ясно на душе, как только он почувствовал себя неизвестным и свободным.
Беспрестанно оглядываясь назад и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжавших, старых дрожек, Пьер улыбался сам с собою. Он испытывал чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы.
Он ушел из дома без всякого определенного намерения, но по мере того, как он подвигался, цель его поступка яснее и яснее определялась в его голове. «И ушел, и кончено. Только бы они не догнали меня», говорил он себе, улыбаясь. «Помещусь у Баздеевых, попрошу их никому не говорить. Они добрые. И останусь в Москве и никуда не уеду и никому никакого ответа не дам», говорил он себе, «и сделаю... и сделаю что-нибудь... удивительное, что-нибудь необыкновенное. 666... L’Empereur Napol'eon... l’russe Besuhof... Французы войдут в Москву, Наполеон будет тут. Я буду в толпе народа... Он поровняется со мною. Я выдвинусь, у меня будет пистолет... Смерть врагу рода человеческого», проговорил Пьер по-французски, вытягивая руку. «Ничего», отвечал он, улыбаясь обратившемуся к нему извощику. «Я это и сделаю. А там что они хотят, то пускай и делают. Пускай ищут меня. И зачем», продолжал думать Пьер, «этот студент в Вене в 1809 году хотел убить его кинжалом? Это была ошибка. Да, большая ошибка. Непременно пистолетом, который можно спрятать под полой кафтана».
— Послушай, извощик, — обратился он к кривому старичку, который, погоняя концами вожжей, трясся перед ним. — Где продают крестьянское платье, самое простое, вот такое? — Он тронул за армяк извощика.
Извощик объяснил Пьеру, что всякого сорта платье можно купить у Сухаревой башни и, воспользовавшись вступлением в разговор седока, разговорился о том, что нынче все господа и купцы из города [2285] поехали и что поэтому цена извощикам стала дорогая и что он, хотя без ряды поехал с барином, надеется, что Пьер не даст ему меньше целкового рубля.
2285
Зачеркнуто:повыехали и что
Этот намек извощика напомнил Пьеру о том, что с ним не было денег; но он не надолго остановился на этой мысли. Он всю свою жизнь не испытывал недостатка в маленьких деньгах и поэтому не мог себе представить затруднения, происходящего от недостатка денег.
«Ну, там как-нибудь», подумал Пьер, и он опять углубился в радостные мысли о том, как он тайно, инкогнито останется в Москве и для блага всего человечества совершит замышленное им дело.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер, ездивший к Баздееву всегда на своих лошадях, долго не мог отыскать дома [2286] и не нашел бы его, ежели бы Герасим, тот самый желтый, безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, не увидал Пьера из окна и не окликнул его.
2286
Зачеркнуто:названия которого он не знал, что извощик начал сердиться. <Когда же дом Баздеевых> Наконец, когда дом был найден, Пьер долго но мог никого <найти> достучаться. Пьер, <к огорчению своему> узнав, что Баздеевы <уже> накануне выехали в Троицу, вернулся опять к извощику и потребовал, чтобы он вез его еще дальше; извощик требовал расчета и не хотел ехать.
— А я к вам, — радостно сказал Пьер. — Софья Даниловна,
Старичок выбежал на улицу.
— Никого нет, ваше сиятельство, по обстоятельствам нынешним все уехали-с в Торжковскую деревню. Вчера выехали.
Пьер слез было с дрожек, но, услыхав это известие, в недоумении остановился.
— Ах, какая досада, — сказал он, — как же мне быть.
— Братец покойника — царство небесное — здесь. Макар Алексеич, как изволите знать, они в слабости, — сказал старый слуга.
Макар Алексеич был, как знал Пьер, полусумашедший, пивший запоем, брат Иосифа Алексеевича.
— Ах, как досадно, — повторял Пьер.
— Что ж, останетесь тут, барин? — спросил извощик. — Разочтете?
— Ах, как досадно. Герасим, тебя Герасим ведь зовут. Можно мне? Нет, ничего. Ах, как досадно.
Пьер, растерянно улыбаясь, оглядывался вокруг себя. [2287]
— Вам что же угодно было? Я нынче обоз отсылаю. Я прикажу, — сказал желтый старичок.
2287
Зач.:В число нескольких собравшихся смотреть на ссору седока с извощиком, стояла худая, 30-тилетняя женщина в шерстяном зеленом платье и шелковом лиловом платке на голове. Женщина эта с пристальным удивлением смотрела на Пьера.
— А я сейчас признала, — заговорила она, встретившись глазами с Пьером и подходя к нему.
— Что ж, разочтете, барин?
Пьер [2288] вздохнул.
— А Макар Алексеич дома? — сказал он.
— Дома, да как изволите знать, — они слабые люди.
— Можно я войду.
— Пожалуйте, — неохотно сказал слуга и отворил калитку.
Войдя в калитку маленького домика, Пьер остановился и взял старичка за руку.
— Герасим, поместишь ты меня в вашем доме совсем и чтобы никто не знал. Мне это надо.
— Как мне известна ваша особа и как покойник вас уважали, то я не только что... — сказал старичок.
2288
Зачеркнуто:только
— Но чтоб никто не знал у меня в доме. Я тебе заплачу за это, — продолжал Пьер, — но только у меня теперь денег нету. Ты извощику отдай и еще мне нужно одну вещь, — сказал он.
Услыхав эти странные от Пьера слова, лицо старичка вдруг приняло серьезное выражение, но это продолжалось только одно мгновение.
— С моим удовольствием, ваше сиятельство, только бы от Макар Алексеевича препятствия не было, потому они хотя и большого ума, но как ослабели, капризы свои имеют.
— Пойдем, пойдем скорее..., — сказал Пьер и вошел в дом. [2289]
2289
З ач.:Первое лицо, встретившее их, был
Невысокий, плешивый, старый человек с красным носом, в калошах на босу ногу стоял в передней. Увидав Пьера, он [2290] сердито пробормотал что-то и ушел за перегородку.
— Они самые, — как бы извиняясь, сказал Герасим. — Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели. Где же изволите поместиться? — сказал Герасим. — Кабинет, как были запечатаны, так и остались. Софья Даниловна приказывали, ежли от вас приедут, то отпустить...
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни Благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича и с закрытыми ставнями, был еще мрачнее.
2290
Зач.:поспешно скрылся