Полное Затмение
Шрифт:
Ну-ну, удачи, только и подумала тогда Клэр и не сказала ни слова.
Она застегнула воротник плаща и быстро сунула руки в карманы.
Холод, сочившийся снаружи в местах, где системы жизнеобеспечения были повреждены, сильно отличался от земной холодрыги. Он пробирал до костей, внушая ощущение абсолютной уязвимости, чреватой смертью. Окончательной и невозвратной гибелью.
Грёбаные штурмовики, подумала Клэр, садясь на ящик. Грёбаные штурмовики МКВА отключили центральное отопление. У них-то были локальные теплогенераторы на солнечных элементах, но их мощности не хватало. Эти устройства
То тут, то там оживал приятный женский голос какой-то Админши и призывал (на техниглише) разобрать баррикады и вернуться к работе, чтобы Админы могли снова включить отопление и приступить к очистке воздуха.
А чем занят её отец? Только и знает, что фыркать. Римплер трусцой подбежал к дочери, грея руки в карманах и высоко подняв воротник.
— Это экспериментальное устройство, — пояснил он. Профессор теперь изъяснялся по большей части non sequitur [50] . — Колония — огромный экспериментальный организм. Если что-то пошло не так, можно тем не менее многому научиться, наблюдая его гибель, и сказать себе: Ага. Ну как я мог это проглядеть? Это... — Он ткнул пальцем в баррикаду. — Это атеросклеротические бляшки. Ты спрашиваешь, почему меня всё это не возмущает, почему я не расстроен происходящим с моим творением — ведь это мы его создали, мы его вырастили, мы привили омелу на апельсиновое дерево... Я ведь когда-то гневался. Прегер меня частенько выбешивал. Помнишь? — Он фыркнул. — Иногда это чувство возвращается. Но это не обычный гнев. Уж кто я есть, а человек я утончённый. — Она видела, что поверх выданной мятежниками одёжки Римплер нацепил привычный грязный халат. Волосы его засалились, подбородок походил на кактус, утыканный щетиной, зубы пожелтели и начинали темнеть.
50
Нелогичными, несвязанными утверждениями (лат.).
— Есть некое наслаждение в изысканном гневе утончённого человека. Гнев, витающий в небесных высях! Гнев, коим пишешь ты Будь прокляты все дети! на каждом воздушном шаре, запущенном из Венецианского дворца в Дисней-сити! Как знать, дорогая, может, стоило сделать это место огромным увеселительным парком... Да-да, в следующий раз обязательно... — Он побрёл прочь, будто ноги повели его по дорожке столь же прихотливой, как ассоциативная цепочка.
Клэр уставилась ему вслед. Ей отчаянно хотелось забиться в укромное место и выплакаться. Папа рехнулся, и я не думаю, что он когда-нибудь поправится.
Кто-то устремился к ней.
Она оглянулась. Это был Бонхэм.
Она опустила взгляд.
— В кафетерии микроволновка работает, — сказал Бонхэм.
— У нас есть горячая еда. Если хочешь, ступай туда. Твой отец уже туда пошёл.
— Спасибо, — ровным голосом ответила она, встала и повернулась, чтобы уйти.
— Ты несчастлива, — сказал он, и что-то в его тоне заставило девушку остановиться. — Но подумай: всё могло обернуться хуже. Мои техники хотели обменять тебя на заложников.
— Админы за нас и зубочистки не дадут.
— Так и Молт сказал.
Клэр глянула на Молта, сидевшего неподалёку, у разведённого в бочке костра, на
— Я удивлена, что он вообще рот раскрыл, — фыркнула девушка.
— Нам пришлось его спросить. Он изменился. Он раньше был... изрядным болтуном. С тех пор, как мы тут оказались, он говорил дважды. Дважды. И оба раза — отвечал на вопросы. — Бонхэм покачал головой. — Вот что сделали с ним пытки.
Клэр не ответила. Она ждала, пока её отпустят. Он тут был за главного.
— Ты хочешь убраться отсюда, — внезапно проговорил Бонхэм горячечным шёпотом.
Она уставилась на него.
— Да, выбраться из Колонии, — ответил он на её невысказанный вопрос. — Прочь отсюда. Вниз. На Землю.
Она продолжала испытующе смотреть на него. Он наклонился к ней. Он был невысок и сильно исхудал, а дыхание его отдавало разогретой тушёнкой.
— Клэр... я могу тебя вытащить. Я сам собираюсь туда.
Он дёрнулся было кинуть взгляд за плечо, потом сообразил, что выдаст себя, и прервал начатое движение.
— Блокада, — молвила девушка.
— Есть способ. Всё устроят. Если я кого-то возьму с собой... гм, это опасно, но у меня пропуск на стыковочную палубу. Есть способ.
— Зачем? Почему ты так рискуешь ради меня?
— Я давно за тобой наблюдал. — Он поколебался, ища слов, чтобы прикрыть неуместное желание. Не нашёл и сказал просто: — Я тебя хотел. Я тебя хочу. Сейчас.
Её сердце прыгало в груди. Желудок сводило спазмами и отпускало, сводило и отпускало.
Наружу. На свободу. Вниз!
Вот отчего стучало сердце.
Но — вместе с ним. От этого заходился в спазмах кишечник. В судорогах омерзения.
Он их продал. Она понимала это и едва не поддалась порыву раскрыть его.
Теперь она радовалась, что сдержала себя. Потому что ей хотелось наружу.
На волю.
— Я не могу больше выполнять их требования, — говорил Бонхэм. — Я получил предупреждение от одного человека на той стороне. Если продолжать в том же духе, ВА меня сцапает и промоет мозги. Суровая экстракция и психокондиционирование. Если применить другой способ, можно сбежать через чёрный ход. К НС.
— Что за НС?
— Новое Сопротивление. Антифашисты.
Она фыркнула.
— А они вообще в курсе, кому ты продался?
Его лицо покраснело, как помидор.
— Я... я должен был. Это место обречено. Мы с тобой это знаем. Я обязан был выбраться. Спасти себя.
Выбраться.
— И... чего ты от меня хочешь в этой сделке?
— Понимания.
— Хорошо, — кивнула она, впервые в жизни исполнившись ненависти к себе.
Вниз.
Спустя миг добавила мягко:
— Я правда хочу выбраться отсюда.
На Землю.
• 17 •
Сообщение предназначалось Уотсону, но Эллен Мэй была в комнате одна, когда оно прилетело на Клауди-Пик. Главная консоль стояла в гостиной. Глянцевые экраны выглядели чужеродным элементом среди деревянной мебели, оленьих рогов и барсучьих шкур. Эллен Мэй шла на кухню соорудить себе бутерброд, размышляя о предстоящей Службе, и в тот самый миг, как она проходила рядом с консолью, экран осветился, словно присутствие Эллен Мэй его пробудило.