Полукровка
Шрифт:
— Я видел ее.
— Ходят ли туда другие члены твоего клана?
— Нет.
— Почему нет?
— Нам здесь не рады.
— Значит, на самом деле ты не ходил в деревню.
Это был не вопрос.
— Нет, — сказал он так, как будто так оно и было. Конечно, он никогда не был в деревне. Зачем ему это делать? Его достаточно унижали в клане, но, по крайней мере, он был чем-то похож на них.
Мысль о клане и его шатком месте в его иерархии испортили ему настроение. Уставший от недосыпа и взволнованный компаньонкой, которой у него никогда раньше не было,
— Почему ты спрашиваешь? — но, тем не менее, его грубость эхом разнеслась по лесу.
В ответ на его единственный вопрос воцарилась тишина, и Орек стиснул клыки.
Она не отставала, продолжая следовать за ним, когда он повел их в заросли густого папоротника. Обойти это место было невозможно, папоротники росли на многие мили в обе стороны, поэтому он тщательно выбирал свой маршрут. Сорча держалась рядом с ним, но долгое время ничего не говорила.
Внезапное возвращение к тишине скрутило его живот, заставив прижать клыки к деснам.
Он убрал с дороги большую ветку папоротника, стараясь не погнуть и не повредить листья, и поднял ее для Сорчи.
Она заколебалась, между ее бровей пролегла складка. Через мгновение она устремила взгляд перед собой и решительно прошла под веткой и его рукой.
Орек пропустил ее вперед, хотя возможность видеть ее никак не облегчила его бурлящие внутренности.
Его губы приоткрылись, готовые сказать… что-то. Ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, но когда он нашел слова, он выдавил их.
— Я не хотел тебя обидеть.
Сорча остановилась и повернулась к нему, удивленно моргая. Она не казалась сердитой или расстроенной, за что он был благодарен, но его внутренности продолжали сжиматься, пока он ждал, что она скажет… что-нибудь.
Не то чтобы Ореку не нравилось, что она говорит — на самом деле, он действительно… наслаждался звуком ее голоса. В нем была лирическая нотка, и она часто отпускала забавные шутки и разговаривала сама с собой, когда он сомневался, что она это понимает. Он всегда наслаждался тишиной и звуками леса, но его не беспокоили звуки, издаваемые ею. Вовсе нет.
Дело было в том, что она задавала вопросы и ожидала от него ответов. Он… не привык к этому.
— Хорошо… — медленно произнесла она, изогнув брови, что, как он быстро понял, было ожиданием.
Он откашлялся.
— Я не… привык разговаривать, — его уши горели от правды, от признания и от его грубости. Голос Орека не приносил ему особой пользы. Никто не хотел, чтобы он вдавался в подробности или объяснения. Никого не волновало, что он хотел сказать. Отдавались приказы и звучали угрозы. Возможно, немного дружеской болтовни с Фальком и несколькими другими орками. Но на этом все.
Ужасное, сосущее чувство охватило его при мысли, что она, возможно, поняла все это из того, что он сказал — и того чего он не сказал.
Она медленно кивнула.
— Я не хотела досаждать тебе. Я просто пытаюсь… Полагаю, мне станет легче, когда я узнаю что-то о странном мужчине, за которым слепо иду по лесу.
То оскорбление, которое он чувствовал раньше —
— Ты идешь на риск, доверяя мне, — признал он. — Я понимаю.
— Спасибо. Я оставлю тебя в покое, если это тебя смущает.
Орек усилием воли удержал себя от неловкого ерзания.
— Нет, я… я понимаю. Я отвечу, как смогу.
Она улыбнулась, ослепив его. На ее левой щеке появилась ямочка, и веснушки, казалось, заплясали по коже.
Она довольна. Я доставил ей удовольствие.
Удовлетворение, теплое и сладкое, растеклось по его венам.
Он мог это сделать, хотел это сделать. Ради нее. Он мог бы говорить и дальше, особенно если бы ему было приятно слышать, как она тоже говорит.
— Итак, — сказала она, — как давно ты стал охотником своего клана?
Так они провели этот день и следующий, заполняя свое путешествие вопросами. Что ж, она задавала вопросы, и он постарался ей потакать. Сорча не упустила из виду, что теперь он пытался отвечать на ее вопросы не просто ворчанием, «да» или «нет». Он пытался произнести больше слов, и она оценила его усилия.
Когда они шли по лесу и снова разбивали лагерь на ночь, она спросила его о лесе и его любимых местах в нем. Она узнала, что на юге есть озеро, о котором она никогда раньше не слышала, которое тянется бесконечно, как море. Она спросила, действительно ли это океан, поскольку слышала о южных морях, о которых догадывались некоторые человеческие карты. Он сказал ей, что вода пресная и сладкая, и та же рыба, что плавает в реках, плавает и в озере.
Он был более сдержан в разговорах о своем клане, его ответы были короче и грубее. Она старалась не давить на него слишком настойчиво, но любопытство часто брало верх. Он немного свободнее заговорил об общей истории орков, рассказал ей историю о том, как много веков назад предки приплыли на своих баркасах из северных морей.
— Говорят, штормы сорвали мачты и переломили их пополам, но предки сохранили свои кили и поплыли дальше к новым землям, — сказал он ей у костра своим приятным рокочущим голосом. Она забыла подносить ложку с тушеным мясом ко рту, настолько восхищенной была, когда он рассказывал ей историю, связывая больше слов, чем когда-либо.
Несмотря на всю свою невозмутимость, рассказывая, Орек оживал. Его руки взмахивали, как бушующее море, голос затихал и разбивался, как штормы, которые обрушили первых орков на континент. Глаза, сверкающие золотом в свете огня, он ни разу не отвел от ее взгляда, пока рассказывал то, что, должно быть, было хорошо известной и всеми любимой историей.
Она проглотила ее так же уверенно, как и свое рагу, и не смогла удержаться от ухмылки, увидев, как он покраснел, когда его рассказ закончился и он понял, как долго говорил.