Полжизни
Шрифт:
— Это не худо, закончилъ я.
Въ голов? у меня р?шеніе уже было готово, и я тутъ-же сказалъ Стр?чкову, чтобъ онъ изв?стилъ графа о моемъ согласіи.
Отговаривать меня Стр?чковъ больше не сталъ, онъ увидалъ, что я не с бухты-барахты согласился. Въ пользу хутора было, въ самомъ д?л?, слишкомъ многое: обезпеченное содержаніе, личная независимость, свобода труда, настоящая практическая школа и большія средства для «экспериментовъ», какъ изволилъ выразиться его сіятельство. А что могъ мн? дать университетъ? Оставить при факультет? могли, конечно, но оставятъ либо н?тъ — это еще вопросъ. Вакантной ка?едры не предвид?лось. Что же я сталъ бы д?лать съ моимъ магистерствомъ? Или пошелъ бы въ ученые чиновники, или
Д?ло съ графомъ оформилось мигомъ. Вм?ст? съ золотой медалью, получилъ я отъ него и проектъ контракта на два года, который и подписалъ. Одинъ профессоръ сулилъ мн?, правда, протекцію; но в?рнаго ничего не указывалъ, а другой поздравилъ меня съ «отличн?йшимъ» м?стомъ.
— Прі?дете на магистра держать, сказалъ онъ, такъ намъ вс?мъ носъ-то утрете.
Добрякъ Стр?чковъ снарядилъ меня въ путь, точно мать сынишку, идущаго въ «некруты». Денегъ я не взялъ, (графъ выслалъ мп? жалованье за треть года впередъ); но отъ разныхъ дорожныхъ вещей не могъ отказаться — вплоть до татарскихъ тебетеекъ и золоченыхъ ящиковъ съ яичнымъ мыломъ.
Путь мой лежалъ сперва вверхъ по Волг?, а тамъ отъ Василя-Сурска на перекладныхъ въ глухую м?стность, гд?, действительно, значилось «медв?жье царство». Но, кром? л?са, есть тамъ и не дурная земля. Ее пртомъ въ «Положеніи» окрестили «второй черноземной полосой». Меня на хутор? ждалъ самъ графъ. Я нашелъ, что онъ немного точно постар?лъ, со мной обошелся еще ласков?е, ч?мъ въ Хомяковк?, но за то и проще. Въ обхожденіи его прокрадывалось что-то смахивающее на пріятельскій тонъ. Впрочемъ, ын? некогда было заняться спеціально личностью его сіятельства. Мы провели вм?ст? на хутор? всего двое сутокъ. Они ушли на сдачу мн? всего по инвентарю и обзоръ разныхъ «частей» съ приличными случаю теоретическими и практическими соображеніями, и съ той, и съ другой стороны. Хуторомъ управлялъ до меня агрономъ изъ учениковъ Горыгорецкой школы. Графъ нашелъ его «несостоятельнымъ» и далъ ему другое м?сто, попроще, на своемъ винокуренномъ завод?, въ сос?дней губерніи.
На прощанье (я тогда уже зам?тилъ, что графъ все торопится у?зжать), мы довольно, кажется, искренно пожали другъ другу руку.
— Я васъ зд?сь оставлю до будущаго л?та, сказалъ мн? улыбаясь графъ, и даже письмами не стану безъ нужды безпокоить… Просидите въ этой берлог? годикъ, тогда мы поговоримъ съ вами о результатахъ. Н, пожалуйста, не бойтесь бить меня по карману.
Ну, и зас?лъ я въ берлог?. Подъ меня отвели только-что отстроенный изъ сосноваго л?са флигелекъ, гд? такъ славно пахло смолой, мхомъ и зв?робоемъ. Кругомъ стояли на-половину бревенчатыя, на-половину кирпичныя хуторскія строенія. М?стность была плоская, «потная»; въ одну сторону тянулись пашня и луговины, съ другой — застилалъ небо ьемностній боръ.
Тутъ я высид?лъ свой первый годъ, и, право, не взвид?лся какъ онъ проползъ. Такъ я уже потомъ никогда не жилъ. И д?ло, и люди, и природа — все это охватило молодую натуру и словно затягивало въ какую прохладную чащу, не взирая на усталось и скуку долгой ходьбы.
Позналъ я л?съ, «заказный», почти нетронутый людской рукой, съ его медв?жьимъ и пчелинымъ д?ломъ. Любви моей къ нему не охладили годы всякихъ, совс?мъ ужь городскихъ передрягъ. Его звуки и краски кр?пко залегли во мн?; съ первыхъ дрожаній зари вплоть до густаго душнаго сумрака все мн? въ немъ стало в?домо и любезно. И стоитъ мн? теперь, когда схватитъ тебя за горло надсада, вспомнить хуторской боръ… и вдругъ кашкой пов?етъ, и сосны заманятъ на свою мураву.
Идешь, идешь — часъ-два, и глазамъ твоимъ открывается «поляшка», вся залитая нежаркимъ солнцемъ. Къ краю ея пріютился обширный пчельникъ. Тутъ сидитъ сиднемъ и сбирается начинать свою вторую сотню л?тъ
— Роится? спросишь у старины, зайдя подъ его нав?съ, гд? у него и малина разведена и подсолнечникъ.
— Н?што, отв?титъ онъ съ тихой торжественностью, точно онъ тутъ священно д?йствуетъ, какъ жрецъ, среди таинствъ природы.
Посл? шатанья съ ружьемъ у него же и соснешь, хлебнувши ковшикъ степнаго б?лаго кваску… Проснешься, и отовсюду несутся къ теб? сладкіе запахи л?сныхъ цв?товъ и пчелиный гулъ обволакиваетъ тебя кругомъ, щехочетъ ухо и наводитъ на несп?шныя, здоровыя думы. Т?ни показались тамъ-и-сямъ, небо засин?ло, пора и въ путь.
Иванъ Петровичъ — первый медв?жатникъ по всей волости. У него кременное ружьишко и собаченка Шевырялка. Но онъ и съ ружьемъ ходитъ р?дко. Рогатина въ его сухихъ рукахъ еще грозное оружіе въ борьб? съ «Михалъ-Иванычемъ». Съ нимъ и я пошелъ впервые на медв?дя.
Стоитъ мягкій морозный день. Въ л?су — тишь, такая тишь, что индо хватаетъ тебя за сердце. Ни единаго звука, ни св?тот?ни, ни в?терка, доносящаго до тебя какой-нибудь запахъ. Лыжи скользятъ по твердому брильянтовому сн?гу. Вотъ обошли берлогу, разбудили пріятеля. Ждешь его не то съ замираніемъ, не то съ закорен?лостыю зв?ринаго азарта, въ которой люди полагаютъ всю сладость охоты и смертельной опасности. Затрещали мерзлые сучья, переваливается не сп?ша Ми-халъ-Иванычъ. Если голова промежду лапъ — д?ло дрянь! Тутъ на рогатину его не скоро поднимешь; тутъ нужны такіе герои, какъ Иванъ Петровъ. Не страшно имъ и въ ту минуту, когда древко рогатины летитъ, расщепленное напоромъ зв?риной туши. Вы не взвидитесь, какъ съ ревомъ желтобурая масса рухнется подъ ударомъ дряннаго сапожнаго ножишка, увлекая въ своемъ паденіи б?лаго, въ нагольномъ полушубк?, дрожащаго отъ нервной силы, стол?тняго старика…
Началъ я съ ружья, а кончилъ рогатиной и ножемъ; испыталъ и я затаенную страсть скряги, укрывающаго свои м?шки; насл?дишь, что твой ехидный мужичонко, берлогу, и никому не скажешь; одинъ пойдешь на л?сное чудище съ Шевырялкой или съ Жучкой, и — не ровенъ часъ! — сгребетъ тебя Миша въ лапы и обдеретъ лучше всякаго азіатскаго хана. Мн? сначала думалось, что я ужасный храбрецъ, а потомъ, какъ я обжился да узналъ, какіе водятся тутъ медв?жатники, такъ мн? и самое-то слово «храбрость» показалось до крайности нел?пымъ. Любой невзрачный старичекъ, «цокая» на мордовскій манеръ (такой въ томъ краю говоръ), разскажетъ теб? подробности, отъ которыхъ у городскаго обывателя мурашки по кож? поползутъ; а онъ и не думаетъ рисоваться: он привыкъ ев д?тства, вот и все!
Тутъ я, быть можетъ въ первый разъ, позналъ ту истину, (а она мн? пригодилась), что ко всему можно привыкнуть, и никакое геройство не сравнится съ привычкой.
Л?съ л?сомъ, но надо было производить и «агрономическіе эксперименты». Это оказалось потрудн?е, ч?мъ ходить съ рогатиной и пырять Мишку ножомъ, рискуя очутиться въ пушистыхъ объятіяхъ отвратительной смерти.
Графъ не худо сд?лалъ, что оставилъ мн? на помощь нарядчика изъ м?стныхъ государственныхъ крестьянъ, курьезн?йшую личность, наивную и плутоватую. Капитонъ Ивановъ — такъ его звали — выработалъ себ? какой-то особый «деликатный» разговоръ, читалъ романы Зряхова и слагалъ собственнымъ умомъ куплеты; но рутинное хозяйство зналъ и никакихъ грубыхъ упущеній не допускалъ, докладывая мн? «на случай упустительности, или запамятованія» все, что могло произвести большой недочетъ въ доходахъ хутора, который онъ называлъ «хверма».