Послания Ивана Грозного

Иван IV Грозный

449

Постепенно тон письма становится запальчивым. Он с азартом

издевается и высмеивает Курбского, отпускает такие насмешки, которые

уже лишены всякой официальности. Так, например, в первом письме к

Грозному, «слезами омоченном» Курбский перечислял все обиды и

преследования. В обличительном порыве Курбский в конце концов

обещает положить свое письмо с собою в гроб и явиться с ним на

Страшном судище, а до того не показывать Грозному

своего лица. Грозный

подхватил и вышутил это самое патетическое место письма Курбского:

«Лице же свое, пишешь, не явити нам до дне Страшнаго суда Божия?
– Кто

же убо восхощет таковаго ефиопскаго лица видети!».

Грозный мог быть торжественным только через силу. Он был чужд позы,

охотно отказывался от условности, от обрядности. В этом отношении он

был по-настоящему русский человек. Грозный, на время вынужденный к

торжественности тона, в конце концов переходит к полной естественности.

Можно подозревать Грозного иногда в лукавстве мысли, иногда в подгонке

фактов, но самый тон его писем всегда искренен. Начав со стилистически

сложных оборотов, с витийственно-цветистой речи, Грозный рано или

поздно переходил в свой тон, становился самим собой: смеялся и глумился

над своим противником, шутил с друзьями или горько сетовал на свою

судьбу.

Это был поразительно талантливый человек. Казалось, ничто не

затрудняло его в письме. Речь его текла совершенно свободно. И при этом

какое разнообразие лексики, какое резкое смешение стилей, какое

нежелание считаться с какими бы то ни было литературными

условностями своего времени!..

Еще больше непосредственности во втором, кратком, письме Грозного

Курбскому, написанном им после взятия русскими войсками Вольмера -

города, в котором жил некоторое время, спасаясь от Грозного, Курбский.

Вспомнив опять своего противника, Грозный не мог не пошутить и не

поиздеваться над Курбским по этому случаю. Он писал ему, между

прочим: «И где еси хотел успокоен быти от всех твоих трудов, в Волмере, и

тут на покой твой Бог нас принес».

Из двух посланий Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь первое

послание наиболее обширно и значительно. Оно написано по следующему

случаю. Несколько опальных бояр, в том числе Шереметев и Хабаров,

забыв свои монашеские обеты, устроились в монастыре, как «в миру», и

перестали выполнять монастырский устав. Слухи и сообщения об этом

доходили и до Грозного, составившего в связи с этим свое обширное

послание в Кирилло-Белозерский монастырь игумену Козьме «с братией».

450

Оно начинается

униженно, просительно. Грозный подражает тону

монашеских посланий, утрирует монашеское самоуничижение: «Увы мне

грешному! горе мне окаянному! ох мне скверному! Кто есмь аз на таковую

высоту дерзати [т. е. на высоту благочестия Кирилло-Белозерского

монастыря]? Бога ради, господне и отцы, молю вас, престанпте от таковаго

начинания...А мне, псу смердящему, кому учити и чему наказати и чем

просветити?». Грозный как бы преображается в монаха, ощущает себя

чернецом: «и мне мнится, окаянному, яко исполу [т. е. на половину] есмь

чернец». И вот, став в положение монаха, Грозный начинает поучать. Он

поучает пространно, выказывая изумительную эрудицию и богатство

памяти. Постепенно нарастают и его природная властность и его скрытое

раздражение. Он входит в азарт полемики.

Письмо Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь - это развернутая

импровизация, импровизация в начале ученая, насыщенная цитатами,

ссылками, примерами, а затем переходящая в запальчивую обвинительную

речь - без строгого плана, иногда противоречивую в аргументации, но

неизменно искреннюю по настроению и написанную с горячей

убежденностью в своей правоте.

Грозный иронически противопоставляет «святого» Кирилла

Белозерского (основателя Кирилло-Белозерского монастыря) - боярам

Шереметеву и Воротынскому. Он говорит, дто Шереметев вошел со «своим

уставом» в монастырь, живущий по уставу Кирилла, и язвительно

предлагает монахам: «Да Шереметева устав добр, - держите его, а Кирилов

устав не добр, оставите его». Он настойчиво «обыгрывает» эту тему,

противопоставляя посмертное почитание умершего в монастыре боярина

Воротынского, которому монахи устроили роскошную могилу, почитанию

Кирилла Белозерского: «А вы се над Воротыньским церковь есте

поставили! Ино над Воротыньским церковь, а над чюдотворцом

[Кириллом] нет! Воротыньской в церкви, а чюдотворец за церковию. И на

Страшном спасове судище Воротыньской да Шереметев выше станут:

потому Воротыньской церковию, а Шереметев законом, что их Кирилова

крепче».

Вспоминая прежние крепкие монастырские нравы, Грозный мастерски

рисует бытовые картинки. Он рассказывает, что видел он собственными

очами в один из своих приездов к Троице. Дворецкий Грозного, князь Иван

Кубенской, захотел поесть и попить в монастыре, когда этого по

монастырским порядкам не полагалось - уже заблаговестили ко