Послания Ивана Грозного
Шрифт:
сие злодейство даровали есте») - в соответствии с заголовком послания:
«на князя Андрея Курбского с товарищи». Состав этих «товарищей» по
«крестопреступлению» был довольно пестр: сюда входило, например,
такое знатное лицо, как В. С. Заболоцкий, которого агент германского
императора в Польше аббат Цир почтительно именовал «князем
Московским» («Wladimirus dux Moscovita») ( Венский Государственный
архив, Polonica, Bericht Cyrus an Maximilian II II, 15.
источнике см. ниже, стр. 493, прим. 1. ); входили сюда и менее знатные
люди, как, например, служилый человек Тимофей Тетерин, насильственно
постриженный царем в монахи, бросивший монастырь и бежавший за
границу, другой выходец из служилого класса, Марк Сарыхозин, ученик
известного церковного деятеля Артемия (тоже бежавшего в свое время в
Литву), и другие. Несмотря на пестроту состава, «крестопреступников»
объединяло вполне сходное отношение к новым политическим порядкам,
заведенным в Москве. «А есть у великого князя, - писали Тетерин и
Сарыхозин боярину Морозову об Иване Грозном, - новые верники: дьяки,
которые его половиною кормят, а другую половину себе емлют, а которых
дьяков отцы вашим отцам в холопстве не пригожались, а ныне не токмо
землею владеют, но и головами вашими торгуют».
Все эти «крестопреступники», находясь за границей, не пребывали в
бездействии. До нас дошло несколько посланий Курбского и одно письмо
Тетерина и Сарыхозина, адресованное на Русь; существовали, невидимому,
подобные послания и от других лиц. Как проникали эти письма в
Московскую Русь, мы точно не знаем, но с уверенностью можем
отвергнуть легенду «Степенной книги» XVII в. (увековеченную А. К.
Толстым) о слуге Курбского, Василии Шибанове, якобы явившемся в
Москву и подавшем письмо своего господина «на красном крыльце» царю
( См. комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 7. ). В
действительности, как мы узнаём из официальной летописи, Шибанова
«поймали воеводы» - где-то в районе границы, и если у него и было
обнаружено послание его господина царю, то уж, конечно, оно не
предназначалось для передачи «на красном крыльце», а было рассчитано,
как и ответное письмо царя, не на одного адресата, а на «все Российское
458
Иван Грозный. Гравюра из немецкого 'летучего листка' XVII в.
царство».
«эпистолий» Курбского на Русь, следует обратить внимание на несколько
писем его, направленных в Псковско-Печорский монастырь (между
Псковом и Юрьевом - Тарту). Из этих писем мы обнаруживаем прежде
всего, что Курбский был связан с монастырем еще до своего бегства и
поверял каким-то «старцам» этого монастыря (в частности, старцу
Вассиану, казненному впоследствии Грозным в связи с «новгородским
изменным делом») достаточно интимные дела: он жаловался им на
начинающие «кипеть» против него «напасти и беды от Вавилона», т. е., как
предположил уже древям и комментатор одной из его рукописей, «наветы и
умышления великого князя». Связь эта не прекратилась и после бегства
Курбского: «государев изменник» не только не стеснялся
459
компрометировать монастырских старцев, живших под властью «великого
князя», своими письмами, но энергично побуждал их «претить»
(возражать) «царю или властёлям о законопреступных»; когда же старцы
попытались прервать сношения со столь опасным корреспондентом, он
обрушился на них с упреками, дословно совпадающими с упреками царю в
первой «эпистолии» к нему («каких напастей и бед...и гонения не
претерпех!», угроза взять «сие писанейце» с собой в гроб). Приложить к
этим письмам и саму эту «эпистолию», сохранившуюся, кстати, в тех же
сборниках, что и последнее письмо в Печорский монастырь, было бы для
Курбского и уместно и удобно ( Три послания Курбского в Псковско-
Печорский монастырь, (одно - «некоему старцу» и два - старцу Вассиану)
см.: Курбский, Сочинения (изд. 1914 г.), стлб. 377 - 410. ).
Таким образом, вопреки Костомарову, у царя Ивана Васильевича было
вполне достаточно «побуждений к написанию такого длинного письма».
Предназначая, как и его противники, свое послание для «всего Российского
царства», выступая не против одного Курбского, но против всех
«крестопреступников» разом, Грозный и сам в своем послании ощущал
себя не отдельной «смиренной» личностью, а носителем «православного
истинного христианского самодержства, многими владычествы вла-
дующего». По справедливому замечанию И. И. Смирнова, «своеобразие
Ивана Грозного как политического писателя заключается в том, что, будучи
теоретиком и защитником самодержавия, он выступает при этом как