Посланники
Шрифт:
Женщина недоумённо покачала головой.
– Так здесь Рай или Ад?
– В своё время мы свой срок в Аду отбыли, и теперь за хорошее поведение пребываем здесь…- пояснил Цибильски, а ещё добавил: "Тут не бывает войн, государственных переворотов, казней, финансовых крахов, заговоров, слежек. Здесь мы в нирване и в сансаре, нет воров, нет налоговой полиции; нас окружает неизменно дружественный антураж, вечно мёртвая тишина и никаких проблем с квартплатой, с сексом, с зубными врачами, починкой автомобиля, абортами, расходами на похороны".
– Но здесь сыро, слизко и такое ощущение, будто находишься под омерзительным стоком, - пожаловалась "новенькая".
– Так ведь над нами территория живых…А то, что тут и в правду сыровато и, поскользнувшись, рискуешь пораниться, то что уж станется с мёртвым?
– Мрачно тут, - не сдавалась "новенькая", - всё закупорено и ничего не видно.
Вмешался Элиас Копеловски.
– Освещение тут, безусловно, неважное, довольно тесновато, зато не бывает семейных склок, революций, погромов. Здесь свято соблюдают покой, здесь нет нужды быть героем или ублюдком, подчиняться кому-то или подчинять кого-то себе, свершать деяния, за которые неловко и перед самим собой, и перед другими; здесь тебе нет забот личного характера, здесь, в укромной прохладе, не испытываешь чувства незащищённости или страха перед смертью. Это лишь тех, которые наверху, поджидает смерть, ибо там царство греховных, неуправляемых процессов. Словом, нас не гнетёт бремя примирять на себя "личину живых". К сожалению, у нас не играют Моцарта и не торгуют сосисками, зато никто не испытывает чувства зависти, вражды и недоверия, никто не опасается безработицы, нехватки жилья, ощущения упадка сил; никто не испытываем на себе ни жару, ни холод, никто никуда не спешит, никто с ног не валится, нет надобности укладывать себя спать и, следовательно, просыпаться, нет нужды в стирке белья, даже без еды обходимся (нет аппетита). Здесь, в просветлённом мраке, нам привольно, легко и малотревожно; здесь для нас кончились загадки мироздания…Теперь, мадам, когда вы в новом для себя, так сказать, переходном состоянии, приучайте себя к мысли, что это и ваш дом. Обживайте его, наш земляк и коллега, и ничего не опасайтесь – здесь вам никто докучать не посмеет.
– Помимо червячков, - встрял Цибильски.
После всего услышанного, тело "новенькой" нелепо изогнулось, помутились её глаза, жёлтая прядь волос прилипла к губам, а из горла вырвался глухой хрип:
– На кой чёрт мне такой дом?
Георг Кольман встрепенулся.
– Мадам, - заметил он, - пребывать в Раю и при этом упоминать чёрта не принято, а в присутствии нас – просто невежливо. Между прочим, пребывание в нашем секторе надо заслужить. Здесь "случайных" быть не может. Например, три года назад мы прогнали нескольких парней – оказалось, что они не имели никакого понятия о том, ни кто такой Гитлер, ни кто такой Бен-Ладен.
– О, Господи, - обречённым голосом проговорила "новенькая", - с кем Ты меня поселил?
– Оставьте, мадам, с негативом, - заметил Цибильски.
– лучше используйте предоставленные вам привилегии. Наслаждайтесь покоем, блаженствуйте!
По тому, с какой настороженностью женщина прислушалась к сухому треску наших костей, а также по её ядовитой усмешке, мы догадались, что за долгие годы, прожитые наверху, она приучила себя просто так, с излишней лёгкостью мужчинам не доверять.
– Который час?
– спросила "новенькая".
У Цибильского скрипнули шейные позвонки, сухо постучали челюсти.
– Зачем вам? Куда-то опаздываете?
Покрутив перед собой трясущимся пальцем, женщина заметила:
– Кажется, эта ночь слишком затянулась.
– Здесь нет ночи, нет дня, нет времени, - пояснил Цибильски.
– Здесь одна лишь вечность…
Мутный глаз "новенькой" выдвинулся чуть вперёд и замер. Освободив прилипшую ко рту жёлтую прядь волос, женщина
– Опасаюсь за внука и за наших мальчишек, которые под Газой…
Курт Хуперт стряхнул с маленького черепа Франца пыль и сказал:
– Там не мальчишки, а бойцы.
"Новенькая" замолкла. По выражению её мертвенно-бледного лица, по тому, как рассеянно она нас слушала, я понял, что её охватило уныние. "Перед бессилием никакая сила не устоит" - подумалось мне.
– Ваш внук цел и невредим, - сообщил я
В меня впился взгляд –
сверлящий,
изумлённый,
недоверчивый.
Я пояснил:
– Мёртвые всё видят!
Глаза женщины обильно увлажнились.
– Правда?
Цибильски заверил:
– Ко мгле, в отличие от мрака, привыкают…Со временем и вы увидите…Насмотритесь…
Приноравливаясь к своему состоянию, "новенькая" всё яростнее осуждала людей того мира, который её из себя вытеснил, а однажды поинтересовалась, можно ли защититься от угрозы конфликтов и войн. Я обещал переговорить с Освальдом Шпенглером.
Философ охотно откликнулся и в ответ на вопрос "новенькой" привёл беседу древнего мудреца Эпиктета с горожанином, который поссорился с другим горожанином. "У разумного человека не может быть ни одного случая для ссоры, - заметил Эпиктет.
– Разумный человек всегда заранее готов получить ещё большие неприятности, чем те, которые люди ему делают. - Прохожий тебя обругал, - говоришь ты. - Скажи ему спасибо за то, что он не побил тебя.
– Да он побил меня!
– Скажи спасибо, что не ранил.
– Он и ранил меня!
– Благодари за то, что не убил.
– А он бросал каменьями в мои окна! У меня в доме всё поломано!
– Разве ты горшок? Ведь тебя разбить нельзя".
– Да ну вас!
– сказала "новенькая". От неё исходил запах свежей выпечки; он напомнил мою бабушку, которая заботливо угощала меня сэндвичами с сардинами и зелёным луком.
Я спросил:
– Готовить сэндвичи с сардинами и зелёным луком умеете?
– Теперь?
– с упрёком в голосе проговорила "новенькая".
– Теперь, когда я…
– Прекрасно выглядите, - вставил Цибильски.
Женщина криво усмехнулась и, вдохнув в себя тесный сладковатый воздух, пролепетала: "Боюсь, в этом Раю мне не жить".
– Не жить – это прекрасно!
– желчным тоном проговорил Цибильски.
– Нет опаснее врага здоровью, чем жизнь…
– Да ну вас!
– отмахивалась "новенькая".
Она живо интересовалась происходящим наверху, и мы держали её в курсе, терпеливо отвечая на её бесконечные вопросы –
как?
откуда?
зачем?
сколько?
– Как там наши солдатики?
– спрашивала она.
– Почти никак!
– отвечали мы.
– Малоподвижны…
"Новенькая" недоумевала:
– Выдумываете?
Мы не обижались: когда-то сами были "новенькими"…
Однажды она прокричала:
– Ви-и-и-и-жу! Я только что видела внука! Клянусь, я его видела живым и совершенно целым! "Слава Богу, ты жив!
– сказала я ему.
– И ты живой, и все другие". "Да, бабушка, и мы, и Зло сохранились в целостности", - отозвался внук. В его глазах стояло смятение. Я не поняла, что его гложет, если, слава Богу, он жив. И тогда он сказал: "Мы-то думали, что пришло время собирать камни, и были к этому готовы, но нас почему-то остановили. Теперь камни из наших рук вываливаются…"