Посланники
Шрифт:
И я понимал: душа и разум, разлучённые с туловищем, живут сами по себе.
В моей голове кружилась карусель вопросов-ответов.
Вопрос: "Как понимать Судьбу? Как понимать не судьбу?"
Ответ: "Судьба – это вроде поставленного на тебе клейма. Не судьба – это когда кирпич на голову не валится".
Вопрос: "Что оно – счастье? Что оно – несчастье?"
Ответ: "Счастье – это то, что человеку недостаёт. Несчастье – это то, что у человека в избытке".
На ум приходила подсказка д-ра Франкла: "Смысл имеет лишь то, что невозможно разбить,
Я радовался возможности продолжать –
помнить,
мыслить,
слышать,
*(нем) Худшее – позади.
** Книга Песни Песней Соломона, гл.3:5
видеть.
Тешился словами рабби Шимона Бар Йохая: "Всё видимое возродится в невидимом".*
И вдруг мой гость замолчал.
– Ещё чая?
– спросила я.
Ганс Корн вздрогнул, посмотрел на меня взглядом внезапно разбуженного.
"Тогда, - сказал он, - мы, вполне умные, образованные, не допускали к мысли, что обязательное может стать необязательным, а люди – нелюдьми. Вялое мышленье погружало нас в туман беспечности; многие из нас не сразу разглядели надвигающуюся на мир мерзость, хотя Освальд Шпенглер предупреждал…Ещё после 1914 года…"
Ганс Корн вновь замолчал.
Я терпеливо ждала. По тому, как он пристально вглядывался во тьму, я догадалась, что он собирался с мыслями.
Наконец, он продолжил: "Вот и теперь живые имеют возможность читать книги Примо Леви, Имре Кертеса, Залмана Градовски, Аарона Апельфельда, Ицхокаса Мераса… А что с того? Разве от иллюзий и самообмана избавляют книги? В каждом человеке заложены гены смерти, но смерти друг другу не равны, и не бывает так, что живые лишь только совершенно живы, или так, что мёртвые лишь только мёртвы. Нас убили, и ничего иного нам не оставалось, кроме как каяться в том, что позволяли себя отравлять бесконечным бредом о Новом Мире и Новом Человеке. Не зря кто-то перед смертью завещал, чтобы на его надгробном памятнике записали: "В моей смерти прошу винить мою жизнь". Не ошибся и премьер-министр Франции Леон Блюм, сказав, что "это не немцы сделали, а люди". Нехорошо, скверно мы, убитые, себя вели, десятилетиями помалкивая. В конечном счёте, живые – это наши дети, внуки, правнуки. Мы – эхо друг друга…Иногда мёртвым надо бы подниматься со своих мест и, войдя в контакт с живыми, подсказывать им, отчего одни умирают, а другие – погибают. Живые ошибаются, если думают, что с нами полностью покончили. Мы всё видим. Мы в курсе…
Утром 24-ого ноября 2012 года колыхнулась земля, и к нам проник запах гари.
Элиас Копеловски сказал:
– В мире землетрясение.
Георг Колман сказал:
– Извержение проснувшегося
Курт Хуперт сказал:
– Это больше похоже на передвижение танков.
Мы замерли, словно живые.
"В мире. Вроде бы, снова…" - подумали мы.
Вечером того же дня приоткрылась земля, и к нам сошла "новенькая".
– Сердце?
– спросили мы у старушки.
– Не знаю, - устраиваясь среди наших скелетов, проговорила она.
– Печень?
– Не думаю.
– Неразделённая любовь?
Выплюнув мелкие песчинки из провалившегося рта, "новенькая" рассказала о том, что ракета, выпущенная из Газы в Ашкелон, задела угол четвёртого этажа.
* Книга "Зоар".
Квартиру разнесло. Земля заколыхалась. Если бы вы это видели?
– Мы видели, - сказал я.
– Вы?
– Да. Все мы…
– Шутите?
– Редко, - заметил Копеловски.
– А накануне у меня в гостях был мой внук, и он сказал, что его призвали…
Теперь мой внук под Газой. И он, и другие мальчишки.
– Давно надо было… - сказали мы.
– Когда в мире зло, необходимо с ним биться…
– Вам-то теперь хорошо, - всхлипнула "новенькая", - а что будет с нашими мальчиками? Души в вас нет…
Скрипнув челюстью, Элиас Копеловски, возразил:
– Ошибаетесь, дамочка, свои души мы не растеряли …
Пальцы "новенькой" пытались освободить слипшиеся веки от комьев земли, а губы спросили:
– А вы, собственно, кто такие?
Цибильски сообщил:
– Мы те, кто, начав подгнивать на нарах Биркенау, догниваем здесь. То, как мы выглядим, нас не беспокоит. С сорок четвёртого года не беспокоит. Здесь мы в основном заняты тем, что обдумываем свою прежнюю жизнь, пытаемся разобраться в том, что с нами случилось, то есть, стараемся понять, в чём причины вселенских ужасов.
– Вы?
– "новенькая" пришла в замешательство.
– Разве в вашем состоянии возможно понять?
– Предпринимаем меры.
– Любопытно, - выдохнула женщина, - чем это вы можете предпринять?
– Тем, что от нас осталось, - дружно отозвались мы и, покачивая черепами, представились:
Генрих Хуперт.
Курт Хуперт.
Янка Колман.
Георг Колман.
Франц Колман.
Элиас Копеловски.
Ганс Корн.
Ганс Цибильски.
"Новенькая" ненадолго задумалась, а потом сказала, что наши имена ей, вроде бы, знакомы.
– Наши имена?
– не поверил Георг Колман.
– Точно, ваши!
Курт Хуперт оживился:
– Мадам, в вас начинает прорастать юмор смертника. Поздравляю!
– Смертника?
– дрогнувшим голосом спросила "новенькая".
– Где я?
Георг Колман небрежно проговорил:
– А где, по-вашему, можно оказаться после того, как выпущенный из Газы снаряд снёс вашу квартиру вместе с вами?
Женщина губки сложила, затем, словно спохватившись, губки раскрыла и озадаченно полюбопытствовала:
– Я мертва?
– Какая вам разница?
– заботливо проговорил Цибильски, - Ни один мёртвый не догадывается, что он мёртвый.