Последнее обещание, которое ты дала
Шрифт:
Хайме смотрел на меня цепким взглядом хищника, и впервые за всё время, что я его знал, мне стало неуютно, будто он пытался разобрать меня на части и заглянуть внутрь. Я заставил себя сохранять спокойствие, но напряжение сковало спину.
— По крайней мере, приходи на бал. Там будут другие члены совета, и ты сможешь оценить, насколько это требует времени. Приводи свою красавицу и расслабься хоть на пару часов.
Предположение, что между мной и Джиа что-то есть, неприятно сжало грудь. Хотя я сам подталкивал его к такому выводу, когда демонстративно вставал между ними,
— Ты правда приехал аж из Кентукки только для того, чтобы затащить меня на свой праздник жизни?
Он рассмеялся.
— Мне давно хотелось проверить, как Порше ведёт себя на просёлочных дорогах, а тут и повод появился.
Он глянул на золотые часы Патек с кожаным ремешком — как-то рассказывал мне, что его отец выиграл их в карточной партии у египетского принца.
— Но мне пора. Вечером у меня встреча, я не могу её пропустить.
Мы вышли наружу, и резкий ветер ударил в лицо, щипля глаза.
— Долго этого держать будешь? — кивнул я в сторону его красного Порше.
Он хмыкнул.
— Ездит неплохо, так что, может, подольше, чем остальные.
У Хайме каждый раз была новая машина. Причём не просто купленная в салоне, а такая, что требовала особых посредников, доставки с другого конца света и стоила больше, чем большинство людей зарабатывает за всю жизнь. Он был единственным человеком, которого я знал, способным позволить себе такие причуды. Да, он превратил родовое ранчо в роскошный пятизвёздочный курорт, но его семья никогда не рисковала потерять всё, как случилось у нас. У него по материнской линии шли поколения богачей.
Но работать на ранчо ему всё равно пришлось. Как-то он рассказывал, что его отец был жадным ублюдком, который считал каждую копейку. До такой степени, что когда Хайме в восемнадцать получил лицензию пилота и тут же купил себе шестиместный Цессна на деньги из трастового фонда, тот пришёл в ярость и пригрозил вычеркнуть его из завещания, если тот не отправится работать на фермы в Калифорнию. Он хотел, чтобы сын поработал бок о бок с мигрантами и прочувствовал, через что проходили его предки, когда приехали в США.
Моё мнение? Этот период жизни, когда у Хайме не было доступа к деньгам, когда он вкалывал до изнеможения, только сделал его ещё более одержимым роскошью. После смерти отца его уже никто не мог остановить.
Хайме открыл дверь машины и посмотрел на меня поверх крыши.
— Жду тебя в следующую субботу. Запишу с плюс один, можешь привести свою шикарную брюнетку.
Я лишь выдавил:
— Ладно.
Хайме улыбнулся, подмигнул, опустился на водительское сиденье. Двигатель зарычал, и он умчался по дороге, как раз в тот момент, когда в мой двор въехал пикап брата с надписью Шериф на двери.
Мэддокс припарковался рядом с моим грузовиком, выбрался из машины
— Это кто такой?
— Хайме Ларедо. Приходил меня дожимать на счёт его благотворительного бала и ассоциации владельцев ранчо.
— Лучше тебя, чем меня.
— Спасибо, придурок.
Мэддокс вытащил из-под куртки бумажный пакет.
— Мама сказала, что ты здесь, так что я принёс образцы для ДНК-теста.
Мои челюсти снова сжались. Казалось, куда бы я ни повернулся, я что-то скрывал, и это не давало мне покоя. Но потом я вспомнил тихий голос Адди, рассказывавшей, что она видела в том гостиничном номере, и во мне снова вспыхнула решимость. Я был готов на всё, чтобы уберечь её. Даже если это означало согласиться на ДНК-тест, который упрямая аналитик внизу совершенно не одобряла.
Мы молча направились к дому. У порога стряхнули грязь с сапог, сняли шляпы и повесили их на вешалку у двери.
— Ну конечно, как раз к обеду объявились, — сказала мама с весёлой ноткой в голосе.
За кухонным столом сидели Джиа и Рианна, перед ними стояли миски с супом и домашний хлеб из закваски. Адди и Милы видно не было, и мой желудок сжался от тревоги.
— Она наверху, в игровой комнате с Милой, — сказала Джиа, первой прочитав мою обеспокоенность, ещё до того, как кто-то другой заметил.
— Мы только заглянем сказать «привет», — сказал Мэддокс.
Мы пошли по коридору, завешанному фотографиями семьи — поколения наших родных, снимки нашего детства и новые, где уже была и Мила. Очередное напоминание о том, что я и Адди пропустили вместе — праздники, поездки, общее прошлое.
Наверху мы подошли к спальне в конце коридора — когда-то она была моей, но мама переделала её в игровую комнату для принцессы. Настоящий рай для маленькой девочки: на стене нарисован замок, с потолка свисают цветочные гирлянды. В углу за детским столиком сидели Мила и Адди, ели обед. Адди тихо, но уверенно рассказывала моей племяннице про своего ягуара.
— Мама говорила, что Балам видит не только в темноте, но и в людские души. Он защищает хороших людей, прогоняя плохих.
— Нам надо написать про него историю! — сказала Мила, а потом увидела нас у двери.
— Папа! — она подскочила и обняла Мэддокса за ноги. — Мы играли с котятами, потом ели обед, а ты знал, что у Адди мама умерла? Поэтому она живёт у дяди Райдера. И она не просто моя подруга, она моя кузина! У меня никогда не было кузины!
— Дыши, Букашка, — сказал Мэддокс.
— Но Адди — твоя кузина, и это пока секрет, помнишь? — сказал я хрипло.
— Но это же папа! А ты говорил, что семья должна знать.
— Может, стоит составить список тех, кто в курсе? — предложил Мэддокс, бросая на меня извиняющийся взгляд. — Почему бы тебе не спуститься вниз и не принести печенья для Адди?
— О, точно! Я совсем забыла про сникердудли!
Мила выскочила из комнаты, а я подошёл к Адди.
— Тебе понравилось?
Она кивнула, переводя взгляд с меня на Мэддокса, и в её глазах снова появилась настороженность, от которой мне хотелось её избавить. Я взял бумажный пакет у брата, достал одну из пробирок.